Параллельная жизнь
Шрифт:
– Ну, как же? – Анна оборачивается к экрану, на котором текст быстро прокручивается и останавливается на справке о ЧжуВоне.
– А-а-а, вы про него? Так это не жених.
– А кто? – округляет глаза Анна.
– Нас считают парой, – объясняю я, – на самом деле он мой друг. Не больше и не меньше.
Анна задумывается, потом пытается прояснить тему.
– На самом деле жених кто-то другой, про которого не знают?
Тут я нахожу хороший повод посмеяться. И только затем отвечаю.
– Пардон, Анна,
– Я не понимаю, мадемуазель Агдан. Вы взрослая девушка, около вас симпатичный парень, друг и… ничего?
– Насчёт взрослой меня вы несколько заблуждаетесь, – с удовольствием наблюдаю искреннее недоумение. Люблю людей в тупик ставить. Ничего, крошка, это ненадолго.
– Я понимаю, Франция страна либеральная и терпимая, но всё-таки, что вы скажете, – вот вы, лично вы, – если узнаете, что какая-нибудь двенадцатилетняя девочка завела себе взрослого любовника?
Недаром я указал возраст двенадцать лет. В Корее возраст согласия тринадцать. Во Франции не знаю, но я кореянка.
– Мужчине грозит суд за связь с несовершеннолетней, – неуверенно отвечает Анна.
– Значит, ваше общество осуждает такие связи?
Анна так же неуверенно кивает. Очень интересная неуверенность. Кажется, я не зря стараюсь на улицу лишний раз не выходить.
– Вот поэтому у меня и не может быть жениха, – заключаю я и снова лицезрею забавное недоумение Анны.
– Сейчас объясню…
А дальше подробно разъясняю, как докатился я до жизни такой. О своём вторичном периоде роста рассказываю, и по итогу доказываю, что мне сейчас биологически четырнадцать-пятнадцать лет. И по сему никакого жениха мне иметь (во всех смыслах) не положено. Под конец пошутил… где это? Прокрутил запись.
– Вот скажите, в каком возрасте во Франции девушки получают первый сексуальный опыт?
– В среднем, лет в 16, наверное.
– Вуаля! Как раз через два года я достигну половой зрелости, и мне можно будет обзавестись женихом. И примерно через такое же время по нашим корейским законам я стану совершеннолетней. Понимаете? Мой организм строго, очень строго соблюдает наше национальное законодательство.
Анна посмотрела в замешательстве, я подмигнул. Мы одновременно рассмеялись.
Ещё мы поболтали немного о той истории с песней для АйЮ.
– Не могли бы, мадемуазель, исполнить какую-нибудь песню?
– Нет. Мой голос сейчас меняется, боюсь произвести фальшивое впечатление. К тому же мне нельзя петь новых песен без разрешения агентства. Могу сыграть что-нибудь из старого.
Мне тут же подсунули пианино, и я с удовольствием размял пальцы. Сыграл «Музыку рая» и «Польку».
– Вы играете на уровне самых лучших исполнителей, – замечает Анна.
На что я снисходительно посмеиваюсь.
– Анна, сразу видно, вы не специалист. Да, я слышала подобные отзывы и спорить не буду. Но сейчас и здесь я играла средненько. В трёх местах «смазала». Не заметили?
Анна отрицательно качает головой. Я вздыхаю.
– Мои военные тренировки сказались. Стрельба из автомата, разборка-сборка, чистка, это огрубляет руки. Надеюсь восстановиться, когда мои генералы меня отпустят.
– О, у нас есть кадры, где вы стреляете! – оживилась Анна. И через секунду мы смотрим экран, где я, пригибаясь и перекатываясь, стреляю по появляющимся и исчезающим мишеням. С огромным интересом смотрю на себя со стороны.
– Надо бы с двух рук научиться стрелять… – задумчиво произношу, забыв, где нахожусь.
Анна смотрит удивлённо, ведь только что переживал за руки.
– Это так, посторонние мечты…
А на экране я уже мечу ножи. Вот здесь работаю двумя руками. Левой ещё не со всех позиций научился, но здесь не видно. Это французы организовали для нас показательные выступления своих, а наши генералы ответили мной. Причём напирали на то, что я всего лишь переводчица, хитрые жуки. Мне не трудно, я буквально заболел этим делом, вот и сейчас верчу в левой руке макет ножа.
– Хоть вы и жалуетесь, но сами… – начала Анна.
– Это совсем другое дело, Анна. Трюки и манипуляции с ножами не портят руки. Наоборот, помогают их развивать. Там очень много работы именно пальцами. То, что нужно пианистке.
Вот так меня и подвели к теме ножей. Знал уже, что будет дальше.
– А не могли бы, мадемуазель, продемонстрировать здесь своё умение?
– Могу, но не буду, – открестился я.
– …
– Нет смысла, Анна. Это телевидение, можно смонтировать что хотите. Можно и вас представить мастером чего угодно. Сами знаете, как это делается. Я много раз кидала ножи в разных местах, но до сих пор находятся люди, которые в это не верят. Имеют полное на то право.
– Просто очень хочется посмотреть, – призналась ведущая, – это так необычно, пианистка, кидающая ножи.
– Я соглашусь, если будет элемент новизны и драйва.
Вот после этого и начали мы придумывать, как и что можно сотворить. В основном, я придумывал. Но всё это вырезали. Да и правильно. Зрителю интересен результат, а не способ его достижения. А танец, кстати, я почти полностью сымпровизировал. За этот танец огрёб в будущем небольшие проблемы, но кое-что помогло. Перед отлётом из Франции получил папочку с шестью файликами. Внимательно их посмотрел, я не юрист, но, надеюсь, французы этим пользоваться не будут. Добавочка к оплате. Всё-таки десять тысяч долларов (в пересчёте) за участие в передаче не мой уровень.