Параллельные прямые
Шрифт:
— Что случилось, Соломон Борухович? — Сталин повернулся к виновнику неожиданной задержки, нетерпеливо бросив взгляд на норвежский катер, пришвартованный к борту «Челюскина». — Если можно, то кратко.
— Я разве когда-то страдал многословием? Меня разве можно упрекнуть в излишней болтливости? Ещё в раннем детстве тётя Фира Габсбург говорила мне: — "Моня, твоя молчаливость тебя же и погубит" И я, таки, молчал, не смея сказать ни слова в своё оправдание. И разве я пришёл сюда оправдываться? Нет, я таки совсем наоборот, хочу сам задать один маленький вопрос.
— Ещё короче, — попросил Иосиф
Сагалевич слегка смутился и, с опаской взглянув на меня, произнёс:
— Я с очень маленькой жалобой на гражданина Архангельского. Он обещал отпустить меня в Америку. А что же вижу? Нас, как мороженую треску, опять загружают на «Пижму», и, таки, отправляют назад в Мурманск. А если опять нападут злонамеренные троцкисты? Кому отвечать за это сборище умников? Старому Соломону, который вовсе не горит желанием возглавить этот Ноев ковчег накануне потопа.
— Вы же под защитой «Дрёуга» пойдёте. — попытался успокоить товарищ Сталин. — Помните же, что с Вашим родственником, гражданином Ноем, ничего страшного не случилось. Гора Арарат ничем не хуже штата Аризона. И, кстати, почему Вы так стремитесь попасть в Америку? Что, Советская власть не нравится?
— Что Вы, — отшатнулся Соломон Борухович. Мне показалось, что он сейчас перекрестится. — очень даже нравится. Я просто в таком восторге, что стремлюсь рассказать об этом даже за границей. Прогрессивная общественность должна знать лучшие стороны нашей жизни.
— Вот как? — Вождь выпустил облачко дыма из трубки. — Мы думаем, что сможем предоставить Вам такую возможность. Правда, Лаврентий Павлович?
Берия, до того скучавший в бездействии, при упоминании своего имени подошел ближе.
— Может быть его писателем сделать, Иосиф Виссарионович? Вполне пристойное занятие для пенсионера. Будет для страны валюту зарабатывать зарубежными изданиями.
— Вы что, какой из меня писатель?
— А главным раввином Советского Союза стать не хотите?
В глазах Сагалевича читались противоречивые чувства — от вспыхнувшей надежды, до полной безнадёжности. Отец Алексий подошёл сзади и хлопнул давнего друга-неприятеля по плечу.
— Соглашайся, Моня. А я тебя рукоположу.
— Вот только, пожалуйста, без рукоприкладства, Алексей Львович, — отказался Соломон Борухович, и опять тяжело вздохнул. — Да и не получится с назначением. Все кандидаты в Лондоне утверждаются.
— Связи подключи, — посоветовал Акифьев. — Помнится, на соседних нарах сидючи, рассказывал мне про Жаботинского.
— Сиониста? — Уточнил Сталин.
— Да, — печально подтвердил Сагалевич. — Это мой внучатый племянник. Со стороны двоюродной сестры третьего мужа свекрови тёти Двойры Гогенцоллерн. Той, что замужем за Эдмоном де Рокфеллером.
— Вот пусть они и поспособствуют. Оба. Но я денег не дам. Так что, прекращайте жаловаться на Гавриила Родионовича, и выполняйте задание партии. Мне, почему-то, думается, что к 17 съезду ВКП(б) вы должны доложить о её исполнении.
Иосиф Виссарионович махнул рукой на прощанье и шагнул на трап.
На горизонте постепенно пропадали чёрные дымки. Вот и проводили товарища Сталина. Вроде мелочь (нет, проводы мелочь, а не Иосиф Виссарионович), а что-то грустно стало. Будто опустел «Челюскин». Хотя, так оно и есть. Вождь отправился в заграничное турне, прихватив с собой для представительности академика Шмидта. И отец Алексий ушёл с ними, убеждать пребывающий в невежестве буржуазный мир в религиозности и христолюбивости советской власти.
В качестве почётного караула, пришлось отдать всех конвойных красноармейцев, для которых трое суток шились новые парадные мундиры. Завхоз Могилевский чуть ли не плакал, выдавая портным хромовую кожу. Жалел — как свою. Но что поделать, охрана советского правителя должна соответствовать сложившимся на западе стереотипам. Сказано, что должен быть комиссар в кожаной куртке, фуражке с громадной звездой и маузером на боку — вынь да положь. По-другому не поймут. Европа-с.
Два дымка ушли южнее. Наверное, ушли, потому что уже давно скрылись из виду. Это «Пижма», под охраной норвежского эсминца, повезла ценные научные кадры в Мурманск, где их будет ждать поезд до Москвы или Нижнего Новгорода. М-да…, никак не привыкну к новому названию. Какому болвану пришло в голову назвать город Горьким? Или название под качество жизни подгоняли?
Правда, не стоит критиковать других. Сам пенёк пеньком, только мхом не оброс. Что делать — непонятно. Куда плыть — неизвестно. До Северного Полюса проще на лыжах дойти, чем протаскивать в редких полыньях нашу посудину. Другой вопрос — а что нам делать на макушке Земли? Установить очередной рекорд, а потом героически дожидаться спасения? Для чего? Ради славы и престижа страны? Думаю, не велика слава — утопить корабль, предварительно заморозив его во льдах. Конечно, это неплохой рекламный ход для продвижения имиджа советского народа, как самого мужественного и решительного. Не ждущего милостей от природы. Для толпы. Более умный человек задумается, а нахрена же было посылать «Челюскин» в такую пору? Да, козёл отпущения уже найден. Даже целое стадо. Но мне-то от этого легче не стало.
Вот уж, в прямом смысле, болтаемся между небом и землёй. Куда дальше? Распоряжение вышестоящего начальства никто не отменял. Плюнуть на всё, как предлагает Израил, и полностью включиться в местную жизнь? Принять предложенные Сталиным должности, мундиры, кабинеты с видом на Кремль? Кстати, Лаврентий Павлович уже не один десяток лет на здание английского посольства облизывается.
Тоже вариант. Один из многих. Жалко, что посреди моря нельзя поставить камень с надписями. Сесть бы сейчас на коня, почесать макушку под харалужным шлемом, и, как в старые времена, долбануть палицей по мудрым рекомендациям. Да чтобы осколки брызнули. Но нельзя, дисциплина-с. Мать её….
Вопрос времён и народов. Пойти в никуда, с сомнительной целью. Или вернуться в Мурманск, как настоятельно рекомендовал Иосиф Виссарионович, ссылаясь на катастрофическую нехватку квалифицированных кадров? Этическая проблема вмешательства с чужой мир, меня не слишком беспокоит, что бы там не наговаривал напарник. И не такое видеть приходилось. Но ведь припашет же, злыдень усатый, по полной программе. Тут мы кто? Самые главные начальники. Хочешь на мостике ценные указания раздавай, а лениво — так из каюты можно сутками не вылезать. Слова никто не скажет. А там работать придётся. Вы видели работающего архангела? Вот, и я не видел. Даже в зеркале.