Параллельный мир
Шрифт:
– Это ты, офеня, деньги с нас сшибашь влегкую, а мой Егор за них здоровьем платит! Придет на побывку-то, да ночью все стонет, стонет.....
– Разжалобила ты меня, Арина Васильевна! Дам я тебе, так и быть, скидку в две копейки. Только чтоб когда я обратно через вашу деревню пойду, ты меня уже в обновке встретила да щами накормила.....
– А потом спать уложила!
– не удержалась от язвинки другая молодуха, державшаяся поблизости от Арины.
– Цыц, Катюха!
– взъярилась Арина.
– Я не посмотрю, что ты у меня в подругах да за такие слова за волосья оттаскаю....
– Арина Васильевна!
– встрял Миша.
–
Место ночевки Емельяна определила та же Арина Васильевна. Но не в своем доме, а у той самой знахарки, жившей одиноко. Естолья позвала нежданного постояльца в избу, но Миша рассудил, что в июле вполне можно переночевать в сенях и прилег на лавку, а голову положил на приставленный к лавке короб. Естолья посмеялась над городским жителем и принесла два каких-то шобана: один на подстилку, второй - для укрытия. Миша тотчас вообразил, как в "шобанах" кишат клопы и блохи, но старая баба ходила мимо туда-сюда, и ему пришлось улечься "по инструкции". Сначала он ждал атаки насекомых, но ничего не чувствовал, а минут через пять ему стало так уютно, что он быстро заснул.
Проснулся Миша под крик "третьих" петухов, то есть с восходом солнца. Странно, но "первых" и "вторых" петухов (около часа и двух ночи) он совершенно не слышал, а "третьих" воспринял как звук военного горна. Но все же промедлил с подъемом и правильно сделал: спустя час (?) его растормошила Естолья и позвала на "заутрок". Миша мигом вскочил с лавки, вышел на улицу к бочке с водой (стоявшей под лотком, идущим с крыши) и поплескал из нее себе на лицо, освежаясь. После расчесал кудреватые волосы гребешком, ощутил себя пригожим молодцем и пошел в избу. В "красном" углу на деревянной столешнице были выставлены блюдо с пареной репой (?) и блюдо с горкой горячих ржаных блинов, а также два керамических кувшина и две пустые кружки возле них.
– Ты што будешь пить, Емеля, - спросила Естолья, - молоко козье али квас?
– Спасибо за угощенье, тетя Естоля, - сказал уважительно Миша.
– Прости меня, но я к козьему молоку не привычен. А нет ли у тебя кипятку?
– Щас посмотрю. Я седни поставила в печь горшок с водой, собралась щи варить, но еще не заправила..... Вот как раз закипела....
– Отлей пару кружек. Я сделаю в них чай - для себя и для тебя. Попробуешь, может и понравится?
– Што еще за чай?
– Увидишь. У меня в коробе чего только нет, найдется и заварка для чая.... А еще у меня есть халва к этому самому чаю....
Через пять минут Миша с блаженным видом стал отпивать ароматный час из кружки вприкуску с персидской халвой, завернутой в горячий блин, а Естолья смотрела на него как на хитроумного фокусника, но сама пить горячущее питье опасалась.
– Ты в блюдце, в блюдце чаю-то налей, - смеясь, советовал Миша - Я к горячему чаю привычен, а тебе лучше тепленьким пока обойтись. Если понравится - я пачку чая оставлю да и халву тоже.....
И вот коробейник "Емеля" вышел, наконец, за околицу деревни Никитино. Какое-то время его сопровождала стайка ребятишек, возглавляемая Арининой Натахой, но, дойдя до какой-то незримой границы, они порскнули назад. Миша посмотрел им вслед, Натаха вдруг оглянулась, и он помахал ей рукой, оставшись доволен - ритуал прощанья соблюден.
Глава восемнадцатая.
В Кирицы Миша попал лишь на другой день, так как на пути его встретилась еще две деревни под названьем Малые Гулынки и Засечье и их жители офеню перехватили. В итоге дешевого товара в его коробе осталось немного.
"Не беда, - решил Миша.
– В богатых Кирицах остальной товар, наверно, пойдет. Авось, на ноль по доходам/расходам выйду.....".
Оптимизм его поддерживало еще то обстоятельство, что день этот пришелся на воскресенье - последнее перед днем Ивана Купалы. Соответственно, торговая деятельность в Кирицах оказалась близка к пиковой.
Торги велись на северной окраине села, недалеко от усадьбы заводчика Боленса, владельца зеркальной фабрики. Торжище представляло собой площадку из мощных плах размером 10х40 метров. По воскресным дням сюда сходилось и съезжалось до нескольких сот покупателей, которых обслуживал с десяток постоянных коробейников. "Емельяна" здесь совсем не ждали, и стоило ему ступить со своим коробом на торжище, как к нему мигом подскочил разбитной малый, подручный коробейников.
– Ты кто таков?
– задиристо стал вопрошать он.
– Откель явился и что за товар у тебя?
– Звать меня Емелей вот уж с неделю, - громко стал ораторствовать Миша, апеллируя больше к публике.
– Товар мой первоклассный для девушек прекрасных! Шали пуховые, платки шелковые, кисейные да муслиновые, ситчик белопольный и черногрунтовый, пряжа махровая, пуговки разноцветные, бисер перламутровый и стеклянный..... Подходи, налетай, рупь заветный доставай! Десять лет не было такого товара в Кирицах и еще десять лет не будет. Кто не успел, тот опоздал!
– Что ты тут раскричался?
– взъярился малый.
– Иди отсель, покуда цел!
– Ты пошто коробейника от нас гонишь?
– степенно, с грозными нотками в голосе, спросил богато одетый и вальяжный мужик.
– Я желаю посмотреть на его товар, вдруг он и вправду хорош и моей дочери глянется. Иди сюда, Марфуша, посмотри внимательно на товары этого Емели - может, выберешь что ко дню Ивана Купалы?
Миша мигом распотрошил свой короб и стал раскладывать перед перспективными покупателями свои богатства - конечно, с прибаутками. Глаза Марфуши разгорелись, а пальчики перебирали то платки, то шали оренбургские, то пуговки с бисером. В итоге она набрала товаров на очень значительную сумму, отец же ее оплатил все, не моргнув глазом - то ли скотопромышленник это был, то ли тоже торговец, только зерном..... А место этих богатеев заступили покупатели новые, а за ними еще новее. Через три часа такой торговли короб Емели оказался почти пуст - притом, что в этот раз цены он совершенно не сбавлял. Единственной непроданной вещью оставалась небольшая изящная белая чалма, украшенная пластинкой лазурита и глазоподобным пером павлина.
Он уже собрался уходить с рынка, как вдруг увидел пару молодых дам, одетых в дворянском стиле (приталенные платья в пол, совершенно новомодные жакеты, кружевные зонтики от солнца....), которые неспешно шествовали от коробейника к коробейнику и что-то уже прикупили, передав товары в руки следовавшему за ними слуги. Емеля в цепи торговцев был, конечно, последним и терпеливо ждал своей очереди (сняв к чертям свой плебейский лакированный картуз). И вот высокородные покупательницы оказались перед ним. Стремительным движением рук Миша достал со дна короба чалму, протянул ее с поклоном надменной белокурой диве и сказал: