Паранойя. Почему я?
Шрифт:
Смотрю на неё такую и отвешиваю себе мысленного леща. Все-таки придурок я: мог бы и раньше сообразить что-то. У неё ведь все впервые. Ей красиво хочется, с цветами, конфетками и походами в кино, а не шкериться где-то по квартирам.
Кивнув не столько ей, сколько самому себе, протягиваю букет. Настя нежно обнимает его, с улыбкой зарываясь лицом в лепестки, и так смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц, что я вдруг, как пацан, смущаюсь.
– Нравится? А то не знал, какие ты любишь, – откашлявшись, неловко отвожу
– Те, которые от тебя люблю, – погладив меня по щеке, заверяет тихо.
– Вот как…
– Угу, – втягивает с шумом запах роз и подмигнув, добавляет. – Но эти теперь самые любимые.
– Буду знать, – ухмыляюсь в ответ.
Без понятия, сколько мы так стоит, но, наконец, заметив, что на нас пялится весь двор и охрана, садимся в машину.
Настька смущенно смеётся. А у меня башку от неё снова сносит: от запаха её охрененного, от глазок горящих, от губ этих сочных.
Кажется, будто не неделя прошла, а целая вечность. Соскучился так, что сил нет.
Не выдержав, сгребаю рукой горловину её куртки, дёргаю на себя и жадно впиваюсь в удивлённо- приоткрытый рот. Облизываю её сладко – липкие губы. Она тут же обхватывает мой язык ими и начинает сосать.
Медленно, со вкусом и так ох*енно причмокивая, что я просто дурею от похоти.
Хочу трахнуть её в рот до глубоких горловых звуков, кончить на эти нежные, пухлые губы. Чтобы так же, причмокивая, слизывала с них мою сперму.
От промелькнувших фантазий член каменеет. Подминаю Настьку под себя и, распластав на сидении, вклиниваюсь между длиннющих ног.
Моя девочка всхлипывает, выгибаясь мне навстречу.
– Серёженька, – шепчет лихорадочно между поцелуями и шарит по моим плечам, пытаясь забраться под пальто и пиджак. Я и сам разве что не рычу. Слишком мало ее губ и шеи.
Хочу всю. Каждый миллиметр кожи.
Зацеловать. Вылизать.
Не в силах терпеть и разбираться с заевшей, как назло, молнией на куртке, просто задираю ее вместе с кофтой и начинаю покрывать живот быстрыми поцелуями. Сдвигаю полупрозрачное кружево лифчика, вскользь отмечая, что моя девочка подготовилась – подобрала сексуальное бельишко.
Выглядит бесспорно шикарно. Но мне сейчас абсолютно наплевать на все эти приблуды. Я ее так хочу, что трахнул бы, будь она даже в каких-нибудь бабкиных панталонах.
Усмехнувшись, сжимаю ее упругую, налитую грудь. Провожу языком по торчащим, ярко-розовым соскам, а ребром ладони между ее ног. Сластенка судорожно втягивает воздух и дрожит.
Я знаю, что ей это дико нравится. Знаю, что она уже потекла, и меня это до дрожи заводит.
Спускаюсь поцелуями ниже и расстегиваю пуговицу на джинсах, но Настька перехватывает мою руку.
– Сереж…
– Шш, просто чуть-чуть поласкаю, Настюш. Перегородка звуконепроницаемая, не волнуйся, никто не услышит, – пытаюсь притушить ее вдруг вспыхнувшую
– Я пока не могу.
– В смысле? – нахмурившись в ожидании очередного мозговыноса, наблюдаю за тем, как она вся скукоживается, будто хочет провалиться сквозь землю.
– Ну, – покраснев, неловко опускает взгляд и на выдохе едва слышно признается. – У меня эти дни.
Можно ли обломать сильнее?
Вот уж вряд ли. Но в данную минуту меня это заботит в последнюю очередь, хоть я и возбужден так, что мозги плывут. Просто смотрю на Настьку, и глаза на лоб лезут, когда она начинает торопливо оправдываться.
– Они вообще должны были только через неделю начаться. У меня обычно нет сбоев и я не думала, что так получится, но… мы же можем как-то по-другому…
Она сглатывает тяжело и нервно прикусывает губу, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы, а я просто не знаю, что сказать.
Господи, девочка, ты, блин, серьезно что ли? – крутится у меня в голове. Мне и смешно, и в то же время охрениваю.
Дичь какая-то.
Что вообще должно быть в голове, чтобы оправдываться за такие вещи? Тоже самое, если бы я начал извиняться за то, что у меня на нее стоит.
Ну, бред же!
И вот думаешь, этот бред продиктован смущением, низкой самооценкой или это очередной намёк на то, что я – мудак?
Впрочем, тупой вопрос. Конечно же, мудак, раз не развёлся в ту же секунду во имя большой и светлой. Но, мать ее за ногу, неужели она правда думает, что все теперь сводится исключительно к койке?
Судя по тому, как продолжает зажиматся, так и есть. Меня это, естественно, раздражает.
– Не, Насть. Возвращаемся. Че теперь с тобой делать – то?! – резюмирую едко, чтоб хоть немного встряхнуть. А то аж челюсть сводит от её ужимок. Ощущение, будто я её на раз потрахаться снял.
И аллилуйя!
Настька вскидывает на меня возмущенный взгляд и смотрит во все глаза.
– Очень смешно, – сообразив, наконец, что я просто стебусь, бурчит, покраснев, как маков цвет.
– Ага, обхохочешься, – закурив, приоткрываю окно и, глядя на пролетающие улочки, добавляю грубо. – Но ты же сама позиционируешь себя, как…
«Просто дырку» едва не вырывается у меня. К счастью, вовремя торможу себя, но, похоже, Настька понимает все без слов. Сглатывает подступившие слезы, а я тут же жалею, что вообще рот открыл.
Честно, обижать её хотелось меньше всего, но не могу справиться с эмоциями. Меня злит это патологическое желание быть удобненькой. Только вот злюсь я вовсе не на Настьку, а на всех тех, кто её такой делает. И на себя в том числе.
В общем, дебил я. Вспыльчивый дебил.
Сделав последнюю затяжку, выбрасываю сигарету и притягиваю мою ранимую девочку к себе.