Паразиты разума
Шрифт:
С тех пор всё стало происходить настолько быстро, что неделя казалась одним сплошным событием. Тремя днями позже Флейшман вернулся с Элвином Кёртисом и Винсентом Гиоберти. Он прибыл в четверг утром и уехал в пять вечера того же дня. Людей лучше Кёртиса и Гиоберти мы и желать не могли, особенно касательно Кёртиса. Он подошёл к интересовавшей нас проблеме через изучение экзистенциальной философии и, исходя из своих исследований, даже начал подозревать о существовании Паразитов. Но нас встревожила одна вещь. Кёртис также упомянул Феликса Хазарда и ещё более усилил наши подозрения, что Хазард был прямым агентом Паразитов, их "зомби", чей разум был полностью захвачен, когда он находился в наркотической отключке. Несомненно, он оказывал на многих людей какое-то злобное влияние, весьма возбуждавшее молодых невротичных девушек. У Кёртиса, как и у Флейшмана, он так же вызвал беспокойство. Но, что было ещё хуже, Хазард дважды глумился над работами Кёртиса в авангардистском журнале, издаваемом в Берлине. Кёртису придётся
Если бы мы не были дураками, то организовали бы убийство Хазарда — это не вызвало бы у нас каких-либо затруднений. Флейшман уже немного развил элементарные силы психокинеза, и, немного потренировавшись, мог бы усилить их до степени, чтобы направить Хазарда под колёса движущегося автомобиля, который бы вёл Кёртис или Гиоберти. Но мы тогда ещё испытывали обыкновенные угрызения совести и не могли до конца понять, что Хазард был уже мёртв, и вопрос заключался лишь в том, чтобы сделать его тело бесполезным для Паразитов.
В течение трёх следующих недель Флейшман приезжал к нам на каждые выходные, всегда привозя новых союзников — Спенсфильда, Эмиса, Кассела, Ремизова, Ласкаратоса (из Афинского Университета), братьев Грау, Джонеса, Дидринга и первую среди нас женщину — Зигрид Элгстрём из Стокгольмского Института. За двадцать дней все они прошли через наши руки. По поводу всего этого я испытывал смешанные чувства: испытывал облегчение, что тайна становится известной всё большему кругу людей, и что мы с Райхом больше не единственные её хранители, и в то же время всегда опасался, что кто-нибудь допустит ошибку и предупредит Паразитов. Хотя тогда я и был убеждён, что они не представляют реальной опасности, но внутреннее чутьё всё-таки подсказывало мне, что необходимо было сохранять секретность.
Некоторые события были особенно волнующими. Братья Грау, Луис и Генрих, всегда были близки друг к другу и уже обладали определённой способностью связываться телепатически. Своими психокинетическими силами они превосходили всех нас и показали, что мы, возможно, недооценивали важность ПК. Я присутствовал в Зале древностей Британского Музея, когда они, сконцентрировавшись в унисон, сдвинули мраморный блок весом тридцать тонн. Кроме меня там были Яннис Ласкаратос, Эмлин Джонес, Жорж Рибо и Кеннет Фернеукс (директор археологического отдела, которого "инициировал" я лично). Братья объяснили, что они сделали это, каким-то образом усиливая старания друг друга в пульсирующем ритме. Тогда мы совершенно не могли их понять.
Прежде чем я начну описывать первое постигшее нас несчастье, мне следует сказать ещё кое-что о психокинезе, поскольку он играет важную роль в моём повествовании. Конечно, ПК был простым и естественным следствием нашего нового предназначения, данным нам для борьбы с Паразитами. Первое, что я понял, начав осваивать науку Гуссерля, было то, что люди упустили простой секрет своего существования, хотя он и достаточно очевиден, чтобы его мог заметить каждый. А секрет следующий: низость человеческой жизни — и сознания — происходит от слабости луча внимания, который мы направляем на окружающий мир. Представьте, что у вас есть мощный прожектор, но внутри него нет отражателя. Включив его, вы получите кое-какой свет, но он будет расходиться во всех направлениях, и большая его часть будет поглощаться внутри самого прожектора. Но стоит вам установить в нём вогнутое зеркало, и вы уже зададите свету определённое направление, и он, сразу же став в десять раз мощнее, помчится сквозь пространство словно пуля или копьё. Но даже это всего лишь полумера, так как, хотя все лучи света теперь и распространяются в одном и том же направлении, в действительности световые волны "идут не в ногу", как недисциплированная армия, бредущая по улице. Если же теперь вы пропустите свет через рубиновый лазер, то в результате волны начнут "маршировать в ногу", и их мощь возрастёт в тысячу раз — точно так же, как ритмичный топот армии смог разрушить стены Иерихона [109] .
109
Согласно Ветхому Завету (Иисус Навин 6:19), "услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом; и обрушилась стена города до самого основания". Очевидно, Уилсон путает библейское разрушение стен Иерихона с самым известным случаем обрушения моста вследствие резонанса: в 1850 г. во Франции рухнул Анжерский подвесной мост, когда по нему маршем проходил батальон пехоты численностью 500 человек, в результате погибло 226 человек.
Человеческий мозг тоже своего рода прожектор, направляющий луч "внимания" на мир, но он всегда был прожектором без отражателя. Наше внимание ежесекундно меняет своё направление, так как по существу мы не умеем направлять и фокусировать его луч. Но, тем не менее, это действительно случается довольно часто. Например, как заметил Флейшман, сексуальный оргазм фактически и есть направление и фокусировка этого "луча" сознания (или внимания). Луч внезапно усиливается во много раз, в результате чего и появляется чувство огромного удовольствия. "Вдохновение" поэтов в точности то же самое: благодаря счастливой случайности, какой-то неожиданной настройке разума, луч внимания на миг поляризуется, и что бы не попало в его фокус, всё выглядит трансформированным, затронутым "великолепием и свежестью мечты". Нет нужды добавлять, что сюда же относятся и так называемые "мистические" видения, но они уже имеют характер случайного касания направленным лазером. Когда Якоб Бёме [110] увидел солнечный свет, отражённый от оловянной чаши, и заявил, что видел Небеса, он говорил сущую правду.
110
Якоб Бёме (1575-1624), немецкий философ-мистик, визионер.
Люди не понимают, что их жизнь так уныла из-за отсутствия направленности и фокусировки их луча внимания — хотя, как я уже сказал, этот секрет веками лежал у них под носом. И с начала девятнадцатого века Паразиты делали всё, что только можно, чтобы отвлечь человечество от этого открытия — открытия, которое было бы совершенно неизбежно после эпохи Бетховена, Гёте и Вордсворта. Они достигли этого, главным образом поощряя склонность человека представлять всё в неопределённом свете и тратить время на пустяки. На человека внезапно находит озарение великой идеей — на миг его разум фокусируется. И вот здесь и включается привычка: желудок жалуется на пустоту внутри себя, глотке слишком сухо, и лживый тоненький голосок шепчет: "Иди и удовлетвори свои физические потребности, а после ты сможешь сконцентрироваться на этом в два раза лучше". Он подчиняется — и эта великая идея тут же вылетает у него из головы.
Как только человек наталкивается на тот факт, что его внимание есть "луч" (или, как это говорит Гуссерль, что сознание "умышленное"), он познаёт основополагающий секрет. Теперь всё, что ему остаётся понять — это то, как поляризовать этот луч. Именно "поляризованный" луч и вызывает эффект ПК.
Братья Грау совершенно случайно и открыли способ использовать разум друг друга в качестве рубинового лазера, устанавливая луч "в одну фазу". Конечно, они ни в коем случае не были экспертами в этой области, ибо расходовали впустую 99% мощности луча, но даже оставшегося процента было достаточно, чтобы с величайшей лёгкостью сдвинуть тридцать тонн, и этого даже вполне хватило бы, чтобы переместить блок весом пятьсот тонн, имей мы таковой в наличии.
До сих пор, с той самой ночи 14 октября, когда разразилась катастрофа, я так и не смог узнать, на ком лежит вина за предупреждение Паразитов. Возможно, это был Жорж Рибо, довольно странный маленький человек, введённый в наш круг Гиоберти. Рибо написал различные книги по телепатии, магии, спиритуализму и так далее, с заголовками вроде "Скрытый Храм" и "От Атлантиды до Хиросимы", а также издавал журнал "Les Horizons de L'Avenir" [111] . Пожалуй, было бы несправедливо сказать, что Гиоберти проявил недостаточно рассудительности при его выборе. Рибо обладал глубоким интеллектом и был хорошим математиком, и его книги показывали, что он подошёл очень близко к тому, чтобы заподозрить о существовании Паразитов. С другой стороны, они были слишком гипотетические и недостаточно научные. Он, бывало, перескакивал от Атлантиды к атомной физике, от примитивных племенных обрядов к кибернетике, и мог испортить разумный аргумент по эволюции ссылкой на недостоверный "факт" из спиритуалистической литературы. В одной и той же сноске он мог упомянуть и учёного, и какого-нибудь свихнувшегося спиритуалиста. Рибо приехал в Диярбакыр специально, чтобы увидеть меня — маленький мужчина с худым нервным лицом и пронизывающими чёрными глазами. Несмотря на его ум и знания, у меня сразу же появилось чувство, что он надёжен менее всех остальных, с кем я общался. Его движения были слишком нервными и быстрыми, и он был далеко не так устойчив и твёрд в ментальном плане, как другие. Райх выразил это так: "Он недостаточно беспристрастен".
111
Les Horizons de L'Avenir (фр.) — "Горизонты будущего".
В десять часов вечера я делал заметки в своей комнате. Внезапно у меня появилось то самое чувство тревоги, которое всегда говорило о присутствии Паразитов — всё было в точности так, как и на Перси-Стрит. Я решил, что они проводят нечто вроде периодической проверки, и просто спрятал свою новую личность в старую и принялся размышлять о какой-то шахматной задачке. Я намеренно рассматривал её медленно, тщательно обдумывая каждый ход, хотя мой разум и мог немедленно перескочить прямо к решению. Где-то на полпути до разрешения я отвлёкся и пошёл за фруктовым соком (я избегал употреблять алкоголь, тем более что теперь я мог довольно легко прийти в возбуждение мгновенным сосредоточением). Затем притворился, что потерял мысль о решении и старательно начал всё с начала. Через полчала или около того, я зевнул и дал своему разуму устать. Всё это время я чувствовал, что Паразиты продолжают за мной наблюдать, причём на более глубоком уровне сознания, чем тогда на Перси-Стрит. Год назад под таким надсмотром я бы даже не испытывал угнетённости — он был совершенно вне области сознательной и даже подсознательной чувствительности.