Паразиты сознания
Шрифт:
Теперь мы намеренно нагнетали атмосферу тяжести. Было б гораздо лучше, если бы мы могли позволить работать собственному воображению репортеров, сами лишь чуть подогревая его импульсами страха. Но паразиты упорно вкачивали энергию, и необходимо было парализовывать те мозговые центры, которые у людей приходили от этого в возбуждение. Вот почему ощущение мертвящего страха и неприязни было таким осязаемо плотным. Комментатору, очевидно, тяжело было говорить в гнетущей тишине; он вещал в микрофон шепотом: «...неприятное, тягостное ощущение духоты здесь, внизу. Возможно, это воздух...»
И тут паразиты приступили. На этот раз они атаковали не всей массой, а одиночными разрозненными бросками. Их целью было, видимо, растравить нас, вынудить ослабить хватку. Стоило чуть отвлечься, чтобы их отогнать, как общий тонус у людей повысился, все слегка ободрились. Это внушало растерянность: мы чувствовали, что не владеем ситуацией. Атакуя небольшим числом, паразиты были практически неуязвимы. Это напоминало бой с тенью. Вернее всего было бы вообще их игнорировать, но это было так же непросто, как не реагировать на укусы дворняжки, путающейся под ногами.
Идея пришла ко всем нам одновременно. По крайней мере, мы все были так тесно между собою связаны, что сказать, кому она пришла первому, невозможно. Мы смерили взглядом блок Абхота, затем потолок, куполом нависающий сверху метрах в десяти. Блок весил три тысячи тонн. Вес блока, который поднимали в Британском музее братья Грау, составлял тридцать тонн. Мы решили, что стоит попробовать. И потому, наслав предварительно на репортеров особо сильную волну страха, принялись с усилием настраивать свои мозговые импульсы, пытаясь поднять блок голыми руками. Секрет фокуса подсказали братья Грау. Вместо того чтобы действовать в унисон, они прилагали усилия попеременно: вначале медленно, затем все быстрее. Мы уяснили, как они это делают, и тоже присоединились. Едва мы вникли в секрет фокуса, как все пошло до нелепости легко. Сила, которую вырабатывали мы вчетвером, была огромна; ее хватило бы и на то, чтобы поднять нависающий над нами двухмильный слой земного грунта. Блок на глазах у всех неожиданно завис над полом и стал медленно, невесомо всплывать к потолку. По пути он задел за высоковольтный кабель; огни испуганно мигнули. В ту же секунду поднялась паника. Нашлись идиоты, которые забежали под блок; некоторые очутились там поневоле — в суматохе их туда запихнули. Мы сместили блок в сторону, и мгновенно воцарилась чернильная тьма: блоком оказался рассечен кабель. Конец кабеля упал на землю, и до нас донесся короткий, тут же оборвавшийся вопль: кто-то наступил на оголенный конец. Воздух наполнился запахом паленого мяса, нас всех от него замутило.
Ни в коем случае нельзя было поддаваться панике. Кому-нибудь из нас надлежало, отсоединившись, отогнать репортеров всем гуртом вбок, к стене каморы, чтобы, не медля ни секунды, можно было опустить блок на прежнее место. Это было непросто: умы у нас, поддерживая блок, находились в «сцепке». Мы действовали, так сказать, не «последовательно», а «параллельно», посылая поочередно усилия, удерживающие блок на весу.
Как раз в этот момент паразиты и надумали атаковать нас всей силой. Ведь мы, понятно, были перед ними открыты как на ладони. Ситуацию можно было назвать комической, не будь она столь опасной и ознаменовавшейся уже человеческой жертвой.
Вопрос поставил Райх: «Мы можем его распылить?» Какую-то секунду в общей суматохе мы не могли понять, о чем он спрашивает (паразиты скапливались вокруг словно войско теней). Затем, когда до нас дошло, что он имеет в виду, мы поняли: это единственное, на что остается уповать. Генерируемой нами силы хватало, чтобы поднять тысячу подобных блоков; достанет ли ее на то, чтобы раскрошить один такой? Мы попробовали единым усилием обхватить этот блок и сжать его сокрушающей силой давления. Увеличив непроизвольно частоту колебания, в яростном запале работы мы даже не замечали натиска окружающих со всех сторон паразитов. И вот наконец каждый почувствовал: исполинская глыба, разламываясь, крошится, словно кусок мела, зажатый в тиски. Секунду спустя то, что мы удерживали на высоте, уже представляло собой скопление измельченной в пыль каменной крошки, имеющей форму блока. Форму эту уже можно было безопасно пустить вверх в горловину туннеля, куда мы ее и упихнули с такой мгновенной мощью, что размахнувшийся вослед ветер своей отдачей оттолкнул нас к стене, а в воздухе некоторое время продохнуть невозможно было от клубом стоящей пыли.
Едва покончив с блоком, остатками скопившейся энергии мы со злым сладострастием шарахнули по паразитам, как человек лупит наотмашь по присосавшемуся комару. Результат был отрадным. У них опять не хватило времени отступить, и ощущение было такое, будто это струя огнемета пыхнула, прожигая насквозь, по груде мертвой листвы. Затем Райх, отсоединившись от нас, подобрал концы высоковольтного кабеля и прирастил их один к другому. Вспыхнули огни, и при ярком их свете нашим глазам предстала картина не поддающейся описанию паники.
«Коммуникативный центр» в каждом из этих людей отключился напрочь; все они метались, одинаково обуреваемые чувством безысходного одиночества и леденящего ужаса. В воздухе обильно стояло облако густой черной пыли; люди, давясь, исступленно хватали воздух грудью и сдавленно кашляли. (Для того чтобы прогнать пыль наверх и впустить на ее место чистого воздуха, пришлось вначале дать ей осесть в нижней части туннеля). Останки прикипевшего к кабелю мертвого человеческого тела все еще испускали чадящий смрад. Лица у всех были черные как у шахтеров. Атмосфера паники была ужасающей. Никто из репортеров уже не чаял увидеть белого света.
Унять панику нам удалось, вновь сконцентрировавшись и состроив умы в колебательный контур. Сделав это, мы повелели репортерам построиться в две колонны и направляться назад к вагонеткам. Райх теперь ни минуты не упускал из поля зрения телеоператоров, следя, чтобы те непременно возобновили съемку (обрыв кабеля, конечно же, прервал их работу). Тем временем мы оставшимся числом очистили туннель от завесы пыли, направив ее вверх и наружу, откуда она, всплыв к небу медленным облаком (ночь, по счастью, выдалась безлунной), равномерно рассеялась и осела по обширной территории.
Вновь глотнув вольного ночного воздуха, мы поняли, что можем поздравить себя с существенной победой над паразитами, одержанной в основном силой случайности. Они, разумеется, и не думали сдаваться, по-прежнему продолжая вкачивать энергию в умы репортеров и тогда, когда мы выбрались наружу. И все равно, происшедшее здесь транслировалось всеми телестанциями мира, и весь мир свидетельствовал исчезновение блока — чего бы там репортеры ни понаписали. За искусственной подпиткой их коммуникативных и эмоциональных мозговых центров неизбежно последует реакция утомления, своего рода похмелье. Удерживать репортеров в полупьяном состоянии вечно никто не будет. Так что и реакция послужит для пользы дела.
Было уже за полночь, когда мы сели за ужин. Стол нам накрыли в специально отведенном Компанией помещении. Мы решили, что с сегодняшнего дня не будем впятером разлучаться ни днем ни ночью. Каждый из нас поодиночке представляет какую-то силу, но она возрастает в тысячи раз, будучи сплоченной воедино. Наглядным тому примером послужил сегодняшний вечер.
Мы не обольщались надеждой, что отныне можем считать себя неуязвимыми. Атака со стороны самих паразитов нам, возможно, теперь и не угрожала. Но они знали, как использовать против нас других людей, и в этом действительно заключалась опасность.