Парфюмер звонит первым
Шрифт:
И в данном контексте фраза Валерия Петровича о том, что тот «смотрит кино», заслуживала особенного внимания. Ибрагимов понял это и спросил:
– Что же ты такого там посмотрел?
– Боевичок один занятный.
– Наш или голливудский?
– Наш, наш. Отечественный.
– А про что?
– Ты кино про конвой Пи-Кью-семнадцать смотрел?
– Нет, но о чем фильм, представляю.
– Вот и этот примерно про то же.
В фильме «Тайна конвоя PQ-17» речь шла о судьбе каравана с оружием, которое союзники доставляли по ленд-лизу в воюющую Советскую Россию.
При этом для тех, кто, возможно, слушал разговор двух чекистов – неважно, прослушивало ли комитетское начальство, костровские мафиози или бравые парни с расположенных в Турции баз радиоэлектронной разведки АНБ (Ибрагимов полагал, что охотников могло найтись немало), – их разговор представлял собой невинный мужицкий треп. И, ради бога, никаких «кодовых слов», автоматически включающих записывающие машины. Никакого там «оружия», «взрывчатки» или «нелегалов».
– А кто в фильме-то играет? – продолжил разрабатывать «киношную тему» Ибрагимов. – Наши актеры?
– Наши, наши, хорошие ребята. И пара приглашенных звезд – кажется, откуда-то с Востока.
Новая информация: раз Ходасевич употребил формулировку «наши ребята» – значит, в дело, похоже, замешаны сотрудники правоохранительных органов. Будем надеяться, что не из комитета, а только из милиции. А слова Валерия Петровича про приглашенных звезд с Востока означали, что оружейная торговля, скорей всего, идет в интересах арабских, чеченских или других исламистских террористов.
– Что, рекомендуешь и мне это кино посмотреть? – поинтересовался Ибрагимов.
– От всей души рекомендую.
– Как картина называется – может, вспомнишь?
– Да не ищи, не трудись, я тебе копию перешлю.
– С оказией?
– Да нет, зачем с оказией. Да и некому к тебе ехать. По Интернету пошлю. Лента небольшая, я хочу поскорей с тобой ее обсудить – очень уж занимательное кино.
– Тогда, может, попозже созвонимся? Когда я фильм посмотрю?
– Нет, созваниваться не надо, лучше лично встретиться, поговорить.
Из категоричной последней фразы Ибрагимов понял: дела у Ходасевича там, в Кострове, обстоят серьезно и он нуждается в срочной помощи. Интересно, Валерия Петровича опять втянула в историю его падчерица?
– Как там девочка твоя себя чувствует? – поинтересовался Ибрагимов.
– Спасибо, хорошо, она все время со мной.
– С тобой?
– Ну да. Ни на шаг не отходит.
«Значит, – догадался полковник Ибрагимов, – Татьяна, скорей всего, находится в опасности. Как и сам Валерий Петрович».
– Передай ей, – промолвил Ибрагимов, – что про ее приятеля мне ничего узнать не удалось, – это означало, что какой бы то ни было серьезной информацией на Шангина Ибрагимов не располагает.
– Понял тебя, старина.
– Значит, мне к тебе подъехать? – продолжал полковник из Центра. –
– Буду ждать с нетерпением.
– А детишек с собой можно прихватить? Как там погодка?
Под «детишками» Ибрагимов с Ходасевичем давным-давно условились подразумевать оперативную бригаду сотрудников комитета.
– Погодка, как я тебе уже говорил, великолепная, – Валерий Петрович словом «великолепная» подтвердил всю серьезность ибрагимовских опасений. – И захватить с собой детишек будет очень правильно.
Значит, сделал вывод Ибрагимов, Ходасевич там, в Кострове, один не справляется, местной «управе» не доверяет и обращаться туда не хочет, поэтому ему срочно нужна помощь – всей мощью, которой обладает Центр.
– Тогда, значит, до завтра? – попрощался Ибрагимов.
– Да. Хорошо б, чтобы ты успел, пока погодка не испортилась. А фильм, о котором я говорил, прямо сейчас тебе подошлю.
Глава 11
Когда Татьяна поинтересовалась у отчима, чем они займутся завтра, тот легкомысленно отозвался:
– Будет день – будет и пища.
– Ну а все-таки? – не отставала падчерица. – Ведь надо что-то с пленкой делать? И Леньку разыскивать?
Разговор происходил в глубинах сада ГЗ – на той самой поляне, выглядевшей почти как лесная, где они сегодня днем разговаривали о делах уже дважды.
– Послушай меня, Таня. Не нужно нам с тобой больше ничего делать. Ни Леню разыскивать, ни пленкой заниматься. Запись все равно уже больше никого здесь, в Кострове, не заинтересует.
– Почему?
– Да просто потому, что она перестала быть уникальной. И стала, как выражаются твои друзья журналисты, достоянием компетентных органов. Вот эти органы ею сейчас и займутся.
– А мы?
– А мы будем отдыхать. Все, что могли, мы с тобой уже сделали. Теперь спокойно можем почивать на лаврах. Хотя бы одну ночь.
…Сегодня вечером, после того как Таня с Ходасевичем посмотрели на берегу Танаиса жуткую пленку, отчим первым делом избавился от нее, схоронив в кустах, а затем отошел к заросшему ивами берегу и принялся названивать со своего мобильника в Москву. Судя по доносившимся до Татьяны обрывкам преувеличенно бодрых реплик, Валерий Петрович разговаривал с кем-то о сложившейся в Кострове ситуации. Возможно, докладывал о происходящем в Центр. Отговорив, он подошел к Тане и, взяв ее за локоть, сказал:
– Мне срочно нужен выход в Интернет.
– Могу предложить как базу мою квартиру.
– Ни в коем случае.
– Мою работу?
– Тем более.
– Дом Глеба Захаровича?
– Исключено.
– Какой ты, Валерочка, привередливый! Может, тебя устроит интернет-кафе?
– Пожалуй. Только мне нужно такое, где не просят документов и не задают лишних вопросов.
– Могу найти, – кивнула Таня.
– И где администраторы не просматривают исходящий трафик.
– Валерочка, – округлила глаза Татьяна, – я своим ушам не верю: ты знаешь, что такое трафик?!