Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Мильчина Вера Аркадьевна

Проблема жилья была насущной не только для постоянных жителей Парижа, но и для приезжих (как провинциалов-французов, так и иностранцев). На каждого путешественника, прибывшего на станцию дилижансов (а в более позднюю эпоху – на железнодорожную станцию), сразу обрушивались десятки носильщиков и посыльных, которые предлагали «прекраснейшие апартаменты во всем Париже», «превосходнейшие комнаты» и почти насильно вручали приезжему карточки с адресами гостиниц. Впрочем, приезжие, как правило, старались заранее узнать адрес жилья, подходящего именно для них.

По закону и французам, и иностранцам, приезжающим в Париж больше чем на две недели, нужно было оформлять «вид на жительство». В 1821 году французам было выдано почти 22 000 таких документов, а иностранцам – около 12 000;

в 1823 году французам – более 30 000, а иностранцам – 16 661. Однако полиция следила за регистрацией не слишком строго (вдобавок полицейские строгости касались скорее бедных рабочих, чем богатых и знатных путешественников), так что в реальности приезжих было, разумеется, гораздо больше.

Л. Монтиньи утверждал в книге 1825 года, что все живущие в меблированных комнатах или гостиницах Парижа пользуются небывалой свободой: если в провинциальном городке всякий новый человек вызывает повышенный интерес, в столице до приезжих никому, включая полицию, никакого дела нет. Постояльцам достаточно записать свое имя и звание в книгу, которую никто не читает, да и запись может быть совсем неразборчивой. «Выполните эту формальность, и вы сможете разгуливать по Парижу днем и ночью, не испытывая ни малейших затруднений до тех пор, пока не кончатся деньги в кошельке».

Авторы «Новых картин Парижа» (1828) утверждают, что в Париже той эпохи насчитывалось около пяти сотен гостиниц; кроме того, в трех сотнях домов к услугам всех желающих имелись квартиры или комнаты (на неделю или на одну ночь). Полицейская статистика дает цифры более внушительные: по данным на начало 1825 года, в Париже имелась 821 гостиница и 2694 заведения с меблированными комнатами; в них могли разместиться одновременно около 50 000 человек. В течение года заведениями такого рода пользовались сотни тысяч приезжих (в 1826 году их было 384 000, а в 1827 году – 342 000). При Июльской монархии число меблированных комнат достигло без малого четырех тысяч, а число людей, живших в них, – примерно 60 000.

Цена меблированных комнат и гостиничных апартаментов зависела от их удобства и величины, от этажа, на котором они располагались, и, наконец, от квартала. В окрестностях Пале-Руаяля всем желающим предлагалось съемное жилье любого качества. В гостиницах на улицах Мира и Гранж Бательер, Риволи и Ришелье обстановка была самой роскошной: мягкие ковры на полу, шелковые и муслиновые драпировки на окнах, огромные зеркала на стенах, чисто выметенные лестницы и предупредительные слуги. Зато и цена на такие апартаменты доходила до тысячи франков в месяц. В гостиницах рангом пониже просторные апартаменты стоили от 250 до 300 франков в месяц. Чем выше располагалось жилье, тем меньше оно стоило. За комнату под крышей постояльцы обычно платили не больше 100 франков в месяц. В пристойной гостинице в районе Пале-Руаяля или Тюильри в середине 1820-х годов брали три-четыре франка за одну ночь.

Холостяки, ограниченные в средствах, селились в пансионах, где получали не только кров, но и стол. Устройство и быт такого «семейного пансиона» во всех подробностях описаны в романе Бальзака «Отец Горио»: семь жильцов знаменитого заведения вдовы Воке платили по-разному: лучшие квартиры (на втором этаже) стоили 180 франков в месяц, самые дешевые – 45; за эти деньги постояльцев еще и кормили.

Более дешевое жилье можно было найти на левом берегу Сены, в Латинском квартале, где бедные студенты, будущие медики или правоведы, снимали комнату за 15–20 франков в месяц. Именно в такой комнате, на пятом этаже гостиницы, расположенной на улице Клюни, поселился герой бальзаковских «Утраченных иллюзий» Люсьен де Рюбампре. Особенно много дешевых заведений с меблированными комнатами было в окрестностях Сорбонны; например, в 1827 году, согласно докладу местного комиссара полиции, их насчитывалось полторы сотни.

Наконец, на низшем уровне находились такие «меблированные» комнаты, где вся мебель состояла из одной-единственной кровати. Другим вариантом была комната с множеством кроватей, где за 50–60 сантимов можно было провести ночь в обществе таких же нетребовательных посетителей – «чуть удобнее, чем под открытым небом

или в префектуре полиции» (Л. Монтиньи). Таких «общежитий» было особенно много в рабочих кварталах, например в Рульском предместье, в предместье Сен-Дени, а также в районе Ратуши и в квартале Арси (нынешний третий округ). За 10 франков в месяц целая семья, в том числе многодетная, получала здесь в свое распоряжение душную и зловонную каморку со старой кроватью, тремя шаткими стульями и трухлявым столом. Холостяки платили еще меньше: 6 франков в месяц; но и получали они за это всего лишь кровать в общей спальне (причем число таких жильцов доходило до тридцати-сорока в одной комнате). Вот свидетельство бедного мастерового, который прибыл в Париж в 1830 году и поселился на четвертом этаже дома по улице Ткачества: «В комнате этой имелось шесть кроватей и двенадцать постояльцев. Теснота там была такая, что проход между кроватями шириной не превышал полуметра… Единственный нужник во всем доме, где проживало шесть десятков человек, располагался как раз на нашей лестничной площадке; попасть туда было нелегко, а когда мои соседи по спальне разувались, чтобы улечься в постель, то, уверяю вас, требовалась большая выдержка для того, чтобы не заткнуть себе нос».

Если комната не отапливалась, она стоила еще дешевле, но зато зимой у ее обитателей не попадал зуб на зуб. Более того, даже наличие кроватей постояльцам таких, выражаясь современным языком, «общежитий» было гарантировано далеко не всегда: порой они спали просто на соломе. Подобное жилье было сконцентрировано в кварталах бедноты; разумеется, в квартале Шоссе д’Антен или в Сен-Жерменском предместье эти страшные клоаки были немыслимы.

Впрочем, мастеровым, приехавшим в Париж на заработки, такое жилье сулило и некоторые преимущества; земляки, поселившись рядом, поддерживали друг друга в чужом городе и нередко за те же деньги добивались от хозяина дополнительных услуг, например стирки рубашек раз в неделю, кормежки горячим супом каждый вечер.

Состоятельные путешественники, планировавшие остаться в Париже на долгий срок, нанимали квартиры; к услугам приезжих были как роскошные апартаменты на втором этаже с видом на бульвары, так и крохотные комнаты в пятом этаже на узкой грязной улочке. В придачу к элегантно обставленным квартирам в фешенебельном районе (например, на улице Риволи) полагались лакей, горничная, экипаж с кучером. Жильцы могли договориться с соседним ресторатором о доставке им завтраков и обедов по фиксированной цене, причем еда доставлялась теплой. Знаменитый американский романист Фенимор Купер платил 3000 франков в год за меблированную квартиру на третьем этаже дома на улице Сен-Мор в Сен-Жерменском предместье; эта квартира состояла из передней, столовой, гостиной, кабинета, двух спален и кухни. Писатель считал, что ему очень повезло, поскольку знал людей, которые за такую же сумму получали в свое распоряжение квартирку всего из трех комнат. А с одной американской путешественницы за просторную квартиру с тремя спальнями, столовой, гостиной и двумя комнатами для горничных в верхнем этаже дома на улице Святого Августина запросили сначала 400 франков в месяц, а затем повысили цену еще на 100 франков. Причем на этом ее траты не закончились, поскольку еще 30 франков в месяц пришлось платить привратнику и его жене за уборку квартиры, а 15 франков – слуге, который приносил обеды из соседнего ресторана.

У богатых иностранцев были в Париже свои любимые гостиницы. Поль де Жюльвекур, автор романа «Русские в Париже» (1843), называет три района, которые привлекали русских аристократов своей «фешенебельностью»: улица Риволи, бульвар Итальянцев и улица Мира. Владельцы гостиниц прекрасно знали об этом пристрастии русских путешественников и нещадно обирали приезжих «бояр». В числе гостиниц, где особенно охотно останавливались приезжие из России, Жюльвекур называет отель Мёриса (улица Риволи, дом 228; здесь любили останавливаться также богатые англичане и состоятельные американцы), отель «Виндзорский» (улица Риволи, дом 226), отель «Монморанси» (улица Ла Мишодьера, неподалеку от бульвара Капуцинок), а также гостиницу Террасы, Ваграмскую гостиницу (на улице Мира) и проч.