Париж.ru
Шрифт:
В эту минуту спустилась со второго этажа и Валентина. Последовал недолгий, но многословный диалог, после которого молодая фельдшерица практически безропотно согласилась поработать еще несколько часов.
Раздался звонок.
– Ну, ребята... – пробормотала Света, кладя трубку. – Повезло вам. Такой вызов... Не поверите, какая крутизна!
– Что еще за крутизна? – мрачно поинтересовался Белинский. – Круче цыганского барона?
– Круче!
– Круче вызова к бывшему председателю законодательного собрания, который наелся анаприлина?
– Круче, ой, круче! – хихикнула Света. – Нет, ты не поверишь... Вас вызывают к Климушкину!
– Кто это? – полюбопытствовал Веня, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что вынужден разочаровать Свету.
– Ты что?! – едва не закричала она. – Кто это, главное! Ну Климушка, Климушка! Тот самый! Тот, который! Кандидат в мэры! Магазин «Евразия», все универсамы и еще не знаю что!
– Понял, – хихикнул Вениамин. – Ну правда, это круто. Круче его только Волжский откос. И что с ним, с этим великим человеком? Похмельный синдром? Подельники синяков насажали? Экс-губернатор Чужанин, ныне государственный думец, прислал отравленных роз в память о былой дружбе?
– Сын его температурит, – сухо ответила Света, которая очень сдержанно относилась к насмешкам над богатыми людьми, даже бывшими «сидельцами». – Так что записывай адрес.
– Какой в мужике интерес, если он не просто женат, но у него даже сын есть? – безнадежно вздохнула Валентина и, не стесняясь Белинского, стащила футболку и попыталась застегнуть на белопенных грудях халат. Удалось ей это только с третьей попытки, но все же удалось. Вот теперь и впрямь можно ехать на вызов!
Мирослав положил трубку и, чтобы элементарно удержаться на ногах, крепко взялся руками за обе стороны дверного проема, около которого остановился. В голове звенело так, словно все сорок сороков Москвы ударили в колокола, выпевая на разные лады: «Ре-бе-нок! Мой ре-бе-нок!»
– Что? – тревожно спросил Шведов, вглядываясь в его лицо. – Что с тобой? Что они тебе сказали?
Мирослав слабо покачал головой:
– Погоди, дай соберусь с мыслями, а то... – Тупо уставился в стену. – Нет, это же надо, а! Теперь понятно, почему она от меня четыре месяца скрывалась. Не хотела, чтобы я знал! Ну, Николь... Это жестоко. Что я ей сделал, что она не хотела, чтобы я знал про собственного ребенка? Ни слова. Ни письма. Ни звонка. А может быть... – Догадка ударила так, что он даже за сердце схватился. – А может быть, это не мой ребенок? Может, у нее появился другой мужчина, от которого и...
Он даже не соображал, что размышляет вслух, пока не раздался голос Шведова:
– Не понял! Что ты говоришь? Твоя девушка, что, беременна?!
– Ты представляешь? – хмыкнул Мирослав. – Вот уж правда что – муж всегда узнает все последним.
– Так вы с ней женаты или нет? – недоумевающе спросил Шведов. – А я так понял, у вас неформальные отношения.
– Да какая разница: формальные – неформальные, женаты – не женаты? В том-то и дело, что я фактически считаю ее своей женой, мне никакая другая женщина не нужна. И я не могу понять, как она могла скрывать от меня, что беременна! Единственное объяснение – если не от меня. – Он понурился.
– Слушай... – задумчиво начал Шведов. Они перешли на «ты» как-то незаметно, но сейчас это было совсем неважно, напротив – прежняя церемонность казалась чем-то диким. – Слушай, а не может такого быть, что эти бандюги нарочно про ребенка сказали, чтобы сделать тебя еще более покладистым?
– Это вовсе не исключено! – уставился на него Мирослав. – Но какой во всем этом смысл? Какая мне разница: беременна Николь или нет? Я так и так ради нее на все готов, с ребенком она или нет, что мне какую-то там бумагу подписать?!
– Ну, они же, наверное, не знают, что ты так сразу согласишься, вот и решили подстраховаться, – пояснил Шведов. – А... что это за бумага, которую ты должен подписать?
– Не сказали, – угрюмо отозвался Мирослав. – Ничего толком не объяснили. Просто поставили пред фактом: через четверть часа здесь будет нотариус. Он заверит мою подпись на отказе от каких-то моих прав – и все, я узнаю, где они держат Николь. Разумеется, если не позвоню в полицию и буду послушен, аки дитя малое.
– Не слабо... – протянул Шведов. – А если, к примеру, ты в этой бумаге подпишешь отказ от всех прав в своем бизнесе? Так, на минуточку?
– Это невозможно, – отмахнулся Мирослав. – Не та форма собственности. Я могу подписать только соглашение о продаже предприятия. Или дарственную. Разумеется, ради Николь я и на это пойду, однако тот тип, который со мной разговаривал, уточнил, что соглашение сие никак не затрагивает моей собственности в России и, как он выразился, контактов во Франции. Получается, они очень хорошо о моих делах осведомлены! Интересно, через кого? С другой стороны, я тут со многими брачными фирмами работаю, так что... Ладно, что толку голову ломать? Все равно не миновать мне эту бумагу подписывать. Уже пять минут прошло, значит, через десять-двадцать...
Его прервал новый телефонный звонок. Мирослав метнулся к аппарату, однако мелодичный напев ничем не напоминал размеренные звонки, звучавшие раньше.
– Постой-ка! – вдруг воскликнул Шведов, вслушиваясь в мелодию. – Да ведь это песня! Старая такая песня, наша, русская... – И он напел: – Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно тра-та-та-та, словно та-ра-та-та... Можешь совсем уйти, только свети, свети!
– Эта мелодия записана на мобильнике Николь! – закричал Мирослав. – Я сам ей записывал! Ищи, где звенит! Ищи!
Долго искать не понадобилось. Звон явно доносился из стенного шкафа. Мирослав распахнул его, сорвал с вешалки легкий шелковый пиджак, выхватил из кармана телефон:
– Алло! Алло, я слушаю!.. Что вы говорите? Вам нужна Николь?! А кто... кто это? Кто это?
Он говорил по-русски. Осознав это, Шведов чуть ли не в пляс вокруг него пустился, сделав умоляющее лицо и тыча пальцами в сторону телефона. Наконец смысл его прыжков и гримас стал понятен Мирославу, и тот нажал на кнопку громкой связи. Тотчас в комнате зазвучал мягкий мужской голос, говоривший по-русски совершенно свободно, лишь с легким и приятным акцентом: