Парижская любовь Кости Гуманкова
Шрифт:
На эту фамилию откликнулся седоволосый субъект в реликтовых круглых очках, академически залоснившемся костюме и даже с авторучкой в нагрудном кармане пиджака.
– Учтите,– предупредил его товарищ Буров.– В случае дискуссий вы как специалист по истмату…
– Диамату,– вежливо поправил профессор.
– Не имеет значения. Как специалист – вы наш главный боец!
– Не подведу! – с какой-то непонятной для философа готовностью отозвался Донатыч.
5. Диаматыч,– записал я.
– Муравина Алла Сергеевна. Вычислительный
Поднялась блондинка, торопившаяся в детский сад или школу, и оказалась весьма стройной.
– Это я,– сказала она.
– Мы видим,– одобряюще кивнул товарищ Буров.– Языком владеете?
– Немного…
– Будете в активе руководства.
– А что это значит?
– Вам объяснят. Садитесь.
6. Алла с Филиала – пометил я в блокноте и подумал, что женобес Пековский не случайно хотел прокатиться в Париж вместе с этой симпатичной блондинкой, более того – в последнее время он постоянно пропадает на Филиале якобы в связи с острой производственной необходимостью. Теперь все встает на свои места. К тому же гражданка Муравина – мать-одиночка, а Пековский смолоду специализируется на брошенках: никаких ревнивых недоразумений и слезы благодарности по утрам.
– Мазуркин Анатолий Степанович, рабочий Нижне-Тагильского трубопрокатного комбината, кавалер ордена Трудового Красного Знамени,– прочитал Друг Народов.
– Тут! – вскочил маленький жилистый мужичок с огромным кадыком, норовившим все время уползти и спрятаться за огромный галстучный узел.
– Вот и гегемон у нас появился! – улыбнулся заячьими зубами Друг Народов.
– Как с планом? – с государственной заботой поинтересовался рукспецтургруппы.
– А куда на хрен он денется? – ответил гегемон прокуренным голосом.
7. Гегемон Толя,– тут же записал я.
– А еще? – спросил товарищ Буров.– Кто у нас еще из основных категорий?
– Еще у нас колхозное крестьянство представлено! – сообщил замрукспецтургруппы.– Паршина Мария Макаровна, бригадир доярок колхоза «Калужская заря». Еще не приехала. Председатель пока не отпускает– коров доить некому…
Я поразмышлял и решил отсутствующей бригадирше дать условное имя:
8. Пейзанка.
– А теперь у нас пошла творческая интеллигенция,– сообщил Друг Народов.– Кирилл Сварщиков, поэт, лауреат премий имени Элиота Йельского университета и имени Василия Каменского Астраханского обкома комсомола.
– Приветик!
Поэт встал и раскланялся с добродушием своевременно похмелившегося человека. Одет он был в ярко-желтую замшевую куртку, но воротник и плечи по причине длинных жирных волос выглядели словно кожаные. Между прочим, про этого парня я слыхал. Он входил в группу поэтов-метеористов, которые объявили: все предыдущие поколения просто входили в литературу, а они ворвались в нее что ваши метеоры.
9. Поэт-метеорист,– зафиксировал я.
– Учтите, главное за границей –
– Мне уже говорили! – отозвался тот довольно независимо.
– И наконец – Филонов Борис Иванович, специальный корреспондент газеты «Трудовое знамя»!– объявил Друг Народов голосом конферансье, старающегося замять какую-то накладку в представлении.
Это был бородатый плечистый молодой человек в джинсах, штормовке и с фоторепортерским коробом через плечо. Он встал и шутливо поклонился на все четыре стороны, как боксер на ринге.
– В каком отделе работаете? – смерив его взглядом, спросил товарищ Буров.
– В отделе коммунистического воспитания.
– Понятно… – кивнул наш руководитель, взглядом осуждая цепочку на шее спецкора (10. Спецкор,– успел записать я.) – Будете, товарищ Филонов, в активе руководства! Пропагандистом.
– Лучше контрпропагандистом! – подсказал Спецкор.
– Не возражаю. Поможете составить отчет о поездке.
– Запросто! Мне все равно в конторе отписываться…
– Товарищи! – вдруг воззвал рукспецтургруппы, медленно вставая, и я понял, что начинается тронная речь.– Каждый советский человек, выезжающий за рубеж,– это полпред нашего советского образа жизни…
Пока он нудил о пропагандистском значении предстоящей поездки и о взглядах всего прогрессивного человечества, обращенных на нас, я поймал себя на мысли, что – хоть убей – не могу вот так, с ходу определить, кто из собравшихся в комнате стукач, а кто собирается соскочить. Любого можно было заподозрить как в том, так и в другом. За исключением, пожалуй, Аллы с Филиала.
– … так что прежде всего мы едем в Париж работать! – закончил товарищ Буров, пристукнув ладонью по столу.– Вопросы есть?
– А я? – спросил я.
– А вы разве в списке?
– Нет.
– Откуда вы?
– Из ВЦ «Алгоритм»… Вместо Пековского…
– Так вы же не успели оформить документы…
– Успел…
– М-да,– буркнул товарищ Буров, нехорошо глянув на своего заместителя, а потом конфузно на Пипу Суринамскую, которая, в свою очередь, с таким гневным интересом углубилась в разноцветный «Огонек», словно нашла там антисоветчину.
– Я вообще не понимаю, как на одну организацию могли выделить две путевки! Это нонсенс! – громко возмутился Друг Народов.
– Помолчите! – перебил его товарищ Буров.
Вот и все. Спецтургруппа смотрела на меня с состраданием и облегчением, будто в меня только что угодила шальная пуля «дум-дум», а могла ведь попасть в любого.
– До свидания! – сказал я, вставая.
– Обождите,– остановил меня товарищ Буров.– Это вас собрание выдвинуло?
– Меня…
– Ладно, будем считать вас в резерве.
– Как это?
– А так. Если космонавт Войцеховский полетит… Вернее, если он не полетит… Одним словом, слушайте ТАСС.