Парижские сестры
Шрифт:
Наконец офис закрывается, и я бегу к себе вверх по лестнице, сжимая в руках белый конверт. Дедушка и бабушка по линии мамы умерли еще до моего рождения. Мои руки слегка дрожат. Потому что, кроме фотографии Клэр в обществе Мирей и Вивьен, это первая ощутимая ниточка, которая связывает меня с этим поколением моей семьи.
Я не уверена, что мне понравится содержимое конверта, так как пришла к выводу, что отношения между Клэр и Эрнстом были как минимум постыдными. Так может ли быть хоть какой-то шанс, что я нацистского происхождения? Является ли это постыдное, исполненное вины наследие частью моей генетики? Мои руки дрожат от
Первое свидетельство, которое я прочитала, было датировано 1 сентября 1946 года и написано твердой рукой каллиграфическим почерком; говорит оно о браке Клэр Мейнардье, родившейся в Порт-Мейлоне, Бретань, 18 мая 1920 года, с Лоуренсом Эрнестом Редманом, родившимся в Хартфордшире, Англия, 24 июня 1916 года. Имя Эрнест на мгновение останавливает меня. Может ли оно означать «Эрнст»? Они что, переехали в Англию, чтобы начать новую жизнь, едва закончилась война? Но тот факт, что он родился в одном из английских графств, делает это предположение крайне маловероятным. Так что, наверное, я могу предположить, что не произошла от нацистского солдата. Эта мысль позволяет мне расправить плечи, сбросить бремя, которое мне приходилось нести по жизни.
Я откладываю одну бумагу и читаю следующую, свидетельство о смерти Клэр Редман. Оно датировано 6 ноября 1989 года, причиной смерти указана сердечная недостаточность. Итак, Клэр было шестьдесят девять лет, когда она умерла, оставив свою дочь Фелисити одинокой в целом свете, когда той исполнилось двадцать девять лет. Как бы мне хотелось, чтобы она прожила дольше. Она могла бы изменить судьбу моей матери. Возможно, не такой уж она была загадкой. И если бы она все еще была рядом, она могла бы помочь мне, хотя бы рассказав, кто же я на самом деле.
Как же мне хотелось быть по-настоящему знакомой со своей бабушкой Клэр.
Март 1941
– Мирей, тебя зовут в салон. – Губы мадемуазель Ваннье были сжаты настолько неодобрительно, что вокруг них появились складки, такие же жесткие, как и на самих губах от курения. Да ведь это почти неслыханно – чтобы обычную швею вызывали вниз, где царили vendeuses и их клиенты.
Мирей ощущала на себе взгляды других девушек, сидящих за столом, которые отвлеклись от своей работы и молча смотрели, как она аккуратно сунула иглу за подкладку, которую подшивала, чтобы отметить нужное место, затем встала и отодвинула свой стул.
Страх сгущался внизу живота, пока она спускалась по лестнице. У нее что, проблемы из-за какого-то промаха в шитье? В эти дни она часто отвлекалась, думая о своем следующем задании от членов организации, и изнемогала от того, что не может скрыть своих теперешних занятий от глаз коллег по цеху. Может быть, ее просто зовут, чтобы отругать?
Она пыталась отогнать мысли о еще худшем варианте: возможно, она уже осуждена, а в салоне полно нацистов, пришедших, чтобы забрать ее на настоящий допрос.
Она заколебалась у входа в салон, затем расправила белый халат и, держа голову высоко поднятой, постучалась и вошла.
На ее удивление, к ней, широко улыбаясь, подошла продавщица, которая была известна тем, что имела дело с самыми богатыми клиентами месье Делавина. Позади нее помощница застыла с портновским метром в руках, рядом же стояла манекенщица, облаченная в пальто, которое было хорошо знакомо Мирей. Она закончила подшивать к нему подкладку буквально на днях.
– Вот она, наша звездная швея, – соловьем заливалась vendeuse. – Этот джентльмен хотел встретиться с вами, Мирей, чтобы лично поблагодарить вас за работу, которую вы проделали по его указаниям.
К счастью, остальные в комнате были слишком увлечены своими клиентами, вокруг которых они увивались, словно мотыльки вокруг пламени, чтобы заметить испуганный взгляд, исказивший черты лица Мирей, прежде чем она оказалась в состоянии подавить его. Потому что рядом с огнем, ярко горевшим в камине, чтобы отогнать влажный мартовский холод, на одном из позолоченных стульев, предназначенных для посетителей салона, восседал месье Леру собственной персоной, скрестив ноги и упрятав руки в карманы: вся его поза говорила об уверенности в себе, которая свойственна лишь очень богатым людям.
Она быстро взяла себя в руки, не спуская глаз с узора на ковре обюссон, устилающего пол салона, чтобы ни единый признак не показал, что она уже знакома с этим человеком. Ей, разумеется, не хотелось обнаруживать и тот факт, что в нынешний же вечер она будет выполнять поручение для подпольной организации, которую он контролирует. Свои последние инструкции она получила от красильщика только вчера.
– Мадемуазель, – сказал он. – Я прошу прощения за то, что прервал вашу работу. Но мне хотелось поблагодарить вас за внимание к деталям, которое вы уделили при пошиве заказанной мной одежды. Иногда важно передать это лично, n’est-ce pas [19] ?
19
Не так ли? (фр.).
Ей только показалось или он действительно слегка акцентировал слово «важно»?
Он улыбнулся собравшимся, каждый из которых одарил его улыбкой в ответ, предчувствуя проявление грядущих щедрот.
Он подозвал ее ближе и сунул сложенную пятифранковую банкноту в карман ее белого халата.
– Всего лишь маленький знак моей благодарности, мадемуазель. И еще раз спасибо вам всем.
– Спасибо, месье. Вы очень добры, – ответила Мирей, и ее глаза на короткий миг встретились с его взглядом, так, чтобы он осознал: ей все понятно.
Тогда он встал, и один из помощников поспешил подать ему пальто. Повернувшись к vendeuse, он сказал:
– Итак, у вас есть все необходимые замеры для пошива этого костюма? – Он указал на одну из новых моделей сезона, которые демонстрировали манекены у ближайшей стены.
– Oui, месье. Все будет так, как вам угодно. Это отличный выбор, я знаю, что именно он – один из любимейших стилей месье Делавина.
– Merci [20] . И отправьте пальто на мой обычный адрес. – Он кивнул в сторону манекенщицы. – А сейчас я могу разобраться со счетом?
20
Благодарю (фр.).