Парижские соблазны

Картленд Барбара

– Тогда она распространит свое гостеприимство и на свою племянницу, я в этом не сомневаюсь, – заключила Гардения, встала и подняла упавшую на пол шляпку. – Премного вам благодарна за вашу доброту, спасибо, что перенесли меня сюда и позаботились о еде. Я попрошу тетушку, чтобы завтра она также выразила вам свою благодарность, – добавила она и, так как лорд Харткорт ничего не ответил, протянула руку. – Мне кажется, вы собирались уезжать, когда я так некстати упала в обморок. Пожалуйста, лорд Харткорт, не разрешайте мне больше задерживать вас.

Лорд Харткорт

взял ее руку и голосом, на удивление лишенным всяческих эмоций, сухо осведомился:

– Вы позволите мне приказать слугам, чтобы вас проводили наверх, в вашу комнату? Утром, когда ваша тетушка проснется, она проявит гораздо больше радости по поводу вашего прибытия, чем в настоящий момент.

– Мне кажется, вы слишком много на себя берете, – холодно заметила Гардения. – Я совершенно не намерена красться по черным лестницам, как вы предлагаете, я собираюсь увидеться с тетушкой немедленно.

– Прекрасно, – сказал лорд Харткорт. – В таком случае я желаю вам спокойной ночи. Но прежде чем сделать какой-нибудь опрометчивый шаг, подумайте над тем, что у окружающих, если они увидят вас в этом платье, может возникнуть точно такое же впечатление, как у графа Андре де Гренелля.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

Гардения изумленно смотрела ему вслед. Смысл его слов, прозвучавших для нее как оскорбление, наконец-то дошел до нее. Она непроизвольно прижала ладони к пылающим щекам. Как он посмел насмехаться над ней? Как он посмел глумиться над ее одеждой, над ее внешностью? До чего же он отвратителен, этот высокомерный английский аристократ с холодными манерами и цинично искривленным ртом! Какая дерзость – предположить, что ей будут не рады в доме тетушки, что она окажется недостаточно хороша для ее разодетых друзей, которые устроили такой гвалт наверху!

Но тут гнев испарился так же неожиданно, как и вспыхнул. Конечно же, он прав! Просто ее возмутила его манера говорить. Гардения поняла, что между ними происходила борьба: лорд Харткорт был твердо уверен, что она не должна видеться с тетушкой, она же в той же степени была уверена, что должна. Если так – он выиграл, потому что нанес удар по самому слабому месту любой женщины – ее внешности.

Гарденией снова овладели ужас и паника, как в тот момент, когда граф обнял ее и она поняла, что он вот-вот поцелует ее. Как он мог подумать, что она всего-навсего актриса мюзик-холла, которая приехала для того, чтобы развлекать гостей наверху? Что он там говорил насчет чемодана?..

Она заткнула пальцами уши, как бы пытаясь спрятаться от звучавшего в голове голоса лорда Харткорта. Ей очень хотелось забыть выражение его глаз. Но если не идти к тетушке, что же ей делать? Лорд Харткорт прав! Ее появление наверху, в бальном зале, в дорожном платье произведет сенсацию, станет предметом сплетен и пересудов.

Гардения допускала, что была резка с лордом Харткортом, и знала: эта резкость вызвана исключительно обидой на его отношение. Сейчас, после его ухода, она понимала, что у нее не хватит смелости действовать в соответствии со своим первоначальным планом.

«Итак,

в одном я уверена, – сказала она себе, стараясь рассуждать здраво. – Это в том, что нельзя больше оставаться в этой комнате».

Гардения решила было вернуться в холл и обратиться за помощью к мажордому, но потом вспомнила, что своим поношенным платьем уже вызвала у него презрение и удивление.

«Если бы у меня были деньги, – в отчаянии думала она, – я бы дала ему чаевые. Это заставило бы его хотя бы зауважать меня».

И в то же время она понимала, что несколько каких-то франков, завалявшихся в кошельке, – это ничто и для мажордома, и для другого напыщенного лакея в напудренном парике.

Гардения подошла к камину и позвонила. Роль шнурка у сонетки выполняла необыкновенной красоты узкая полоска гобелена, которая заканчивалась золотой кистью. Девушка не смогла удержаться от мысли, что на деньги, потраченные на это украшение, она могла бы купить себе новое платье.

Некоторое время на звонок никто не появлялся, и Гардения стала подумывать о том, чтобы позвонить еще раз. Наконец вошел лакей. Она узнала его: именно он по приказанию лорда Харткорта принес ей поднос с едой. Мгновение она колебалась, затем медленно на великолепном, почти классическом французском, произнесла:

– Попросите экономку прийти ко мне. Я не очень хорошо себя чувствую, поэтому не могу присутствовать на приеме ее светлости, и мне бы хотелось, чтобы для меня наверху приготовили комнату.

Лакей поклонился.

– Я попробую разыскать экономку, мадемуазель, – ответил он.

Гардении пришлось ждать очень долго. Уже потом, значительно позже, она догадалась, что экономка уже легла спать, ее разбудили и ей пришлось вставать и вновь одеваться. В конце концов она явилась. Это была женщина довольно неряшливого вида, с огромной грудью и растрепанными седыми волосами и, вопреки ожиданиям Гардении, совсем непохожая на строгих английских слуг.

– Добрый вечер, мадемуазель, как я понимаю, вы племянница мадам? – спросила экономка.

– Правильно, – ответила Гардения. – Но боюсь, я приехала в неподходящий момент. Естественно, я очень хочу видеть тетушку, но я так устала и неважно себя чувствую после продолжительного путешествия, что, возможно, правильнее будет подождать до утра, когда тетушка будет не так занята.

– Действительно, так будет вернее, – согласилась экономка. – Прошу вас следовать за мной, мадемуазель, я покажу вам вашу спальню. Я уже велела лакею отнести туда ваш чемодан.

– Большое спасибо, – поблагодарила Гардения.

Экономка открыла дверь, и Гардении показалось, что гомон, подобно урагану, ворвался в комнату. Она отчетливо слышала мужской смех, пронзительные крики женщин, грохот тяжелых предметов, за которым, подобно пушечному выстрелу, следовали взрывы хохота. Она совершенно не представляла, что там происходит.

Экономка захлопнула дверь.

– Я думаю, мадемуазель, будет проще, если вы соблаговолите пройти черной лестницей. Из этой комнаты туда ведет дверь.