Парижские тайны
Шрифт:
— Вот видите, дорогой Сен-Реми, мой штаб достаточно велик, — с гордостью произнес доктор Гриффон, показывая на студентов, присутствующих на проводимых им практических занятиях.
— И эти молодые люди сопровождают вас при осмотре каждого больного?
— Они для этого и приходят сюда.
— Но все кровати палаты заняты женщинами.
— Ну и что?
— Присутствие такого количества мужчин должно их ужасно стеснять!
— Да что вы, больной — это бесполое создание.
— Быть может, в вашем представлении, но в их глазах целомудрие, стыд...
— Все эти красивые слова следует оставить за дверью, мой дорогой Альцест. Здесь мы начинаем изучение болезней, проводя опыты над живыми, а заканчиваем их в амфитеатре над трупами.
— Послушайте, доктор, вы прекрасный, честнейший из людей, я вам обязан жизнью, признаю ваши отменные достоинства, но привычка и любовь к вашему искусству воспитали в вас такие взгляды, против которых я решительно восстаю... Я оставляю вас... — сказал Сен-Реми, направляясь к выходу из залы.
— Какое ребячество! — воскликнул доктор Гриффон, задерживая своего друга.
— Нет, нет, есть вещи, которые меня печалят и возмущают. Я предвижу, что присутствие на вашем обходе будет для меня пыткой. Я не уйду, хорошо, но я жду вас здесь, у стола.
— Что вы за щепетильный человек! Вы от меня не отделаетесь. Я понимаю, вам надоест ходить от больного к больному. Оставайтесь здесь. Я вас позову, чтобы показать два или три любопытных случая.
— Хорошо, раз вы так настаиваете, но для меня даже это будет сверх меры.
Пробило семь часов тридцать минут.
— Идемте, господа, — пригласил доктор Гриффон.
И он начал обход в сопровождении большой группы студентов.
Подойдя к первой кровати правого ряда, задернутой занавеской, сестра сообщила доктору:
— Доктор, больная номер один умерла сегодня ночью в четыре часа тридцать минут.
— Так поздно? Это меня удивляет. При вчерашнем осмотре я полагал, что она не переживет и нескольких часов. Тело не востребовали?
— Нет, доктор.
— Тем лучше: труп прекрасный, мы не станем делать вскрытие, я осчастливлю кого-нибудь.
Затем, обращаясь к одному из студентов, Гриффон сказал:
— Дорогой Дюнуайе, вы давно ждете объекта, вы записаны первым, вот вам труп!
— Ах, сударь, как вы добры!
— Я желал бы почаще вознаграждать ваше усердие, любезный друг. Но отметьте этот труп, станьте его владельцем... Не то найдется много молодцов, падких на добычу.
И доктор направился к следующему больному.
Студент при помощи скальпеля деликатно отметил буквы Ф и Д (Франсуа Дюнуайе) на руке умершей актрисы [153] , чтобы стать владельцем трупа, как выразился доктор.
153
Мы, как никто, убеждены в знаниях и гуманности старательной и просвященной молодежи, которая посвящает себя изучению искусства врачевания. Мы желали бы только, чтобы некоторые из их учителей чаще приводили бы примеры такта, сочувствия, милосердного внимания, которое может оказать спасительное влияние на настроение больных.
Обход продолжался.
— Аннета, — тихо спросила Жанна Дюпор свою соседку, — кто такие эти люди, что следуют за доктором?
— Это студенты.
— О боже! И все они будут присутствовать, когда доктор будет расспрашивать меня и осматривать?
— К сожалению, да!
— Но у меня болит грудь... Меня будут осматривать при этих мужчинах?
— Да, конечно, это необходимо, они так хотят. Я горько плакала при первом осмотре, сгорая от стыда. Я сопротивлялась, мне пригрозили, что выпишут из больницы. Пришлось согласиться. Но это меня так потрясло, что болезнь резко ухудшилась. Судите сами, почти голая перед массой людей — крайне неприятно, не правда ли?
— Перед одним врачом, если необходимо, я понимаю, хотя тоже стыдно. Но почему же перед всеми?
— Они учатся, их обучают на нас... Что вы хотите? Мы для того и существуем... На этих условиях нас и приняли.
— Понимаю, — с горечью проговорила Жанна, — даром нам ничего не дают. Однако иногда можно этого избежать. Ведь если моя несчастная Катрин попадет в больницу, ее тоже пожелают осматривать в присутствии молодых людей... Нет, я за то, чтобы она умерла дома.
— Если она попадет сюда, ей придется исполнять все то, что делают другие, как вы и я; но тихо, — сказала Аннета, — соседка может нас услышать. Когда-то она была довольно состоятельной, жила со своей матерью. Вы представляете, как она будет смущена и несчастна, когда к ней подойдут врачи.
— Верно, господи, я дрожу при одной этой мысли. Бедное дитя!
— Тихо, Жанна! Доктор идет, — сказала Аннета.
Глава VIII.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ФЕРМОН
Поспешно осмотрев нескольких больных, не вызывавших его интереса, доктор Гриффон наконец подошел к Жанне Дюпор. При виде этих людей, жаждущих все постигнуть и всему научиться, несчастная женщина, дрожа от страха и стыда, плотно закуталась в свое одеяло.
Строгое задумчивое лицо Гриффона, его проницательный взгляд, его нахмуренные брови постоянно размышляющего человека, резкая, нетерпеливая и краткая речь еще более усилили ужас в душе Жанны.
— Новая пациентка, — произнес доктор, прочитав на дощечке запись больной.
Затем он бросил на Жанну испытующий взгляд.
Наступила глубокая тишина, в течение которой ассистенты, подражая метру, с любопытством взирали на больную.
Для того чтобы избежать мучительного волнения, вызванного присутствием студентов, Жанна с тревогой смотрела на врача.
После внимательного осмотра больной доктор, заметив желтоватый цвет глазного белка, показавшийся ему ненормальным, подошел ближе с пациентке и, пальцем приподняв веко, молча взглянул на глаз.
Несколько учеников, заметив нечто вроде немого приглашения профессора, стали поочередно осматривать глаз Жанны.
Затем доктор стал задавать вопросы:
— Ваше имя?
— Жанна Дюпор, — прошептала больная, все больше пугаясь.
— Возраст?
— Тридцать шесть лет с половиной.
— Громче. Где вы родились?
— В Париже.
— Ваше занятие?
— Швея-бахромщица.
— Вы замужем?
— Увы, да, мосье, — ответила Жанна, глубоко вздыхая.
— Сколько лет замужем?