Парижский поцелуй
Шрифт:
— Выпейте еще бренди, — сказал Люсьен Мансфильд. — Вам просто необходимо это.
Ослабев от страха, она повиновалась. Потом протянула ему стакан. Он подхватил его.
— Больше не надо… сейчас… пожалуйста.
— Вы все еще выглядите бледной. — Мансфильд опустился на одно колено и начал растирать ей руки. Она не предполагала в нем такой нежности. Она считала его серьезным и сильным и, когда его руки коснулись ее, почувствовала смущение. И затем, прежде чем она успела что-то сказать, он поднял ее ноги на скамеечку, снял одну тапочку и начал с той же нежностью растирать ее ногу.
— Пожалуйста, не надо… — возражала она, но он улыбался.
— Расслабьтесь. У вас был шок. Вам надо согреться.
Страх заставлял ее повиноваться. Она почувствовала, как кровь приливает к ногам, как по всему телу разливается тепло от выпитого бренди. Шина поняла, что находится в кабинете Люсьена Мансфильда. При свете камина его строгий кабинет казался уютным. Это немного сняло владевшее ею напряжение.
«Что я скажу? Что я скажу?»
Он продолжал легко массировать ее ноги. Поленья потрескивали в камине, их огромные тени, отбрасываемые из-за горевшего огня, плясали на потолке.
«Что я скажу? Что я скажу? Что я скажу?» Она повторяла мысленно эти слова, почти молясь, чтобы к ней пришел ответ на них, и наконец сообразила, как следует себя повести. Изобразить из себя наивную простушку. Изобрести какой-нибудь незначительный повод, почему она оказалась в кабинете поздней ночью. Это нужно было сделать не для себя, для дяди Патрика. Одно ее неосторожное слово, и его жизнь окажется в опасности.
— Я… как жаль, что так глупо…
— И часто вы падаете в обмороки? — спросил Люсьен Мансфильд.
Он все еще держал ее крошечную ножку в своих больших руках. Он улыбался. Грудь Шины вздымалась, дыхание перехватывало при каждом произносимом им слове. Она улыбнулась в ответ:
— В последний раз в церкви.
— В школьные годы я всегда падал в обморок в церкви, чтоб не слушать скучную проповедь.
— Это совсем другое, — сказала Шина. — Я так испугалась, увидев, что вы держите в руке.
— Я думал, что это грабитель.
Шина сделала удивленные глаза:
— Что грабителю искать в библиотеке, когда наверху замечательные драгоценности мадам? Я искала лишь книгу.
При этом она сделала над собой усилие и прямо посмотрела полковнику в глаза. Он пронизывал ее своим взглядом. Но тут догоревшее полено упало в камине, и это позволило Шине повернуться к огню, чтобы он не увидел, как она покраснела.
— Книгу? — спокойно, но с сомнением переспросил Люсьен Мансфильд.
— Да, что-нибудь почитать. Я не могла уснуть, а в детской только книги для детей. С тех пор как я здесь, я еще не прочла ни строчки.
— Какое упущение! — воскликнул Люсьен Мансфильд. — Как можно так долго не читать?
— Сегодня вечером я не выдержала, — сказала Шина. И пошла в библиотеку за книжкой. Разве это запрещено?
— Конечно нет. Но я боюсь, что книги, которые находятся там, покажутся вам скучными. Они все либо об истории Марипозы, либо о международном праве и политике. Я могу предложить вам книги из моей личной библиотеки. Здесь вы скорее обнаружите то, что вас может заинтересовать. — В темноте он указал в дальний конец комнаты.
— Нет, не сегодня, — быстро произнесла Шина. Ей противно было лгать дальше.
— Пусть не сегодня. — Он надел ей шлепанцы на уже согревшиеся ноги.
— Я должна идти спать, — сказала Шина.
— Но почему? — спросил он. — Вы не хотите спать, да и я ложусь спать намного позже.
— Позже? Почему? — ответила вопросом на вопрос Шина.
— Я работаю. Видите ли, днем я не могу распоряжаться своим временем. Либо я нужен послу, либо сопровождаю мадам Пелейо, либо должен консультировать секретарей; множество мелочей, требующих моего внимания, отнимают время. И только ночью, когда меня никто не отрывает, я могу работать.
— Вы, наверное, очень сильно устаете? — спросила Шина. — Когда же вы спите?
— Урывками, как многие политики. Но, в общем, я успеваю выспаться, ведь в этом доме все встают достаточно поздно.
— Я должна идти… — Она колебалась.
Люсьен покачал головой, стянул подушку со стула, положил ее на коврик и облокотился на нее.
Так странно было смотреть на него сверху вниз. Обычно он казался таким высоким, важным, недоступным. Но теперь, при свете камина, лежа у ее ног, он был обычным человеком, с которым можно запросто поговорить. Импульсивно, расхрабрившись от бренди, она попросила:
— Пожалуйста, расскажите мне о себе.
— Что вы хотите узнать? Мне тридцать два года, холост, весь в работе.
— Я первый раз встречаю такого человека.
— Интересно, это комплимент? — улыбнулся он. — У меня сложилось такое впечатление, что вы вообще мало кого встречали.
— Почему вы так думаете? — насторожилась Шина.
— Не знаю, — уклончиво ответил он. — Но вы попросили меня рассказать о себе, и я с удовольствием это сделаю. Я уже говорил вам, что моя мать — марипозанка. От нее я унаследовал обширные земельные владения. Но это целинные земли, и юс обладатели влачат жалкое существование. Они очень красивы, но нужно трудиться в поте лица, чтобы обработать их. Я хотел бы показать вам пампасы, где в траве множество цветов, а над ними летают птицы и бабочки, яркие, словно сказочные существа. Иногда можно увидеть вдалеке бегущих страусов и услышать глухое рычание пумы на склонах гор, вздымающихся высоко в небо.
— Как вы красиво рассказываете! — воскликнула Шина. — Почему же вы уехали оттуда? Как вы могли оставить все это?
— Я здесь, потому что защищаю интересы своего народа, своей страны, которой я принадлежу. Ведь мой отец — англичанин!
Шина улыбнулась на это.
— Впервые увидев вас, я подумала, что вы чистокровный англичанин, — сказала она. — Но затем поняла, что нет.
— Мой отец пытался меня сделать таким, — тоже улыбнулся Люсьен.