Парижский вариант
Шрифт:
Кастилья поднялся и пересел на софу рядом с советницей. Обычно он редко позволял себе подобные дружеские жесты, но сегодня президент чувствовал себя так легко, словно с плеч его слетел тяжкий груз. Он снова окинул комнату взглядом поверх очков, оделяя каждого своей теплой улыбкой, радуясь облегчению, написанному на каждом лице. И все же поводов для веселья не было. Во время ракетного удара по алжирской вилле погибли хорошие люди.
– Получилось у нас всех, особенно включая спецслужбы, – продолжил он. – Мы многим обязаны тем бескорыстным героям, что проникают в ряды врага, не ожидая славы и почета.
– Если верить капитану Лейнсону с «Саратоги», – заметил
Директор скромно кивнул:
– В основном тут потрудилась агент Расселл. Одна из наших лучших. Хорошо поработала.
– Да, – согласился президент, – без сомнения, ЦРУ и другие, кому придется остаться неизвестными, спасли наши шкуры – на этот раз. – Посерьезнев, он обвел взглядом начальников штабов, глав АНБ и НОР, директора ЦРУ и главу своей администрации. – Теперь нам пора готовиться к будущим переменам. Молекулярный компьютер – уже не игрушка теоретиков, друзья мои, не за горами квантовые вычислительные машины. Их появление неизбежно. Кто знает, что дальше изобретет наука в помощь людям и, могу заметить, на погибель нашим системам обороны? Мы обязаны уже сейчас начинать поиски адекватных мер противодействия.
– Насколько я поняла, господин президент, – заметила Эмили Пауэлл-Хилл, – доктор Шамбор, его машина и все данные исследований погибли при взрыве. По сведениям из моих источников, повторить его достижение никому не удалось. Так что время покуда есть.
– Возможно, Эмили, – признал президент. – Однако мои лучшие источники в научных кругах все как один утверждают, что после первого прорыва прогресс в исследованиях неизбежен. – Он еще раз оглядел собравшихся, прежде чем продолжить сурово: – Так или иначе, а мы обязаны установить неприступную защиту против атак с помощью молекулярных компьютеров… равно как против любых потенциальных угроз государственной безопасности со стороны новых научных достижений.
В Овальном кабинете воцарилось молчание. Советники обдумывали каждый свою роль в предстоящих действиях. Тишину разорвал пронзительный звон стоящего на президентском письменном столе телефона.
Сэм Кастилья заколебался, глядя через всю комнату на аппарат, которому полагалось звонить только в случае катастрофы. Потом он, тяжело опершись о колени, встал, медленно пересек кабинет и поднял трубку:
– Да?
– Нам надо поговорить, господин президент, – послышался голос Фреда Клейна.
– Сейчас?
– Так точно, сэр. Немедленно.
Париж, Франция
Рэнди, Питер и Марти Зеллербах собрались в просторной палате эксклюзивного частного госпиталя, специализирующегося на пластической хирургии. Мучительная беседа прервалась; глухой уличный шум казался в тишине особенно громким. По щекам Марти катились слезы.
Джон мертв. От этих слов у него разрывалось сердце. Он любил Джона, как только могут любить друг друга столь несхожие способностями и интересами друзья, стянутые невидимыми узами взаимного уважения, лишь крепчающими с годами. Переживаемая Мартином потеря была так велика, что слова не могли выразить ее. Джон всегда был рядом с ним. Невозможно было представить себе мир без Джона.
Рэнди присела рядом с ним на койку, взяла за руку, одновременно утирая собственные слезы. Питер подпирал дверной косяк. Лицо его было непроницаемо, и только слабый неровный румянец выдавал силу его чувств.
– Он… делал свою работу, – тихонько проговорила Рэнди. – Ту, что хотел делать. Лучшей судьбы не бывает.
– Он… он был настоящий герой, – заикаясь, пробормотал Марти. Лицо его исказилось от напряжения в поисках нужных слов. Марти трудно было выражать свои чувства – этим языком он так и не овладел в полной мере. – Я не говорил, как восхищался Бертраном Расселлом? Я очень тщательно подбираю своих героев. Но Расселл – это что-то необыкновенное. Никогда не забуду, как я в первый раз прочел его «Принципы математики». Мне было лет десять, кажется, и меня словно оглушило. Боже! Сколько следствий! Эта книга открыла передо мной целый мир! Это он вывел математику из загона абстрактной философии, ввел ее в четкие рамки.
Питер и Рэнди переглянулись. Ни один, ни другая понятия не имели, о чем идет речь.
Марти неудержимо и беспомощно мотал головой, слезы капали на простыни.
– Столько восхитительных идей там было. Конечно, Мартин Лютер Кинг-младший, Уильям Фолкнер и Мики Мантл [42] – тоже герои ничего себе. – Взгляд его обегал палату, словно бы в поисках прибежища. – Но Джон для меня был самым большим героем. Всегда. Совершенно величайшим. С самого детства. Только я ему никогда не говорил об этом. Он мог все, чего не могу я, а я мог все, чего не умел он. И ему это нравилось. Мне тоже. Часто ли такое бывает? Потерять его – все равно что руку или ногу потерять, только еще хуже. – Он сглотнул. – Я буду… так тосковать по нему.
42
Мантл, Мики Чарльз – бейсболист; прославился как сильнейший подающий, несмотря на многочисленные травмы ног.
Рэнди стиснула ему руку.
– Как и мы все, Март. Я была так уверена, что он выберется вовремя. Он был уверен. Но… – В груди у нее перехватило. Она с трудом подавила всхлип и понурила голову. Заныло сердце. Это она подвела Джона. Поэтому он мертв. Неслышно покатились слезы.
– Он знал, что делает, – грубовато бросил Питер. – Мы же понимаем, чем рискуем. Кто-то должен этим заниматься, чтобы бизнесмены, и домохозяйки, и продавщицы, и миллионеры, и всякие долбаные потаскуны могли спать спокойно.
В голосе старого агента сквозила горечь, и Рэнди поняла – так Питер выплескивает горе. Он стоял отстраненно, как жил. Полузажившие, не скрытые повязками раны на лице и левой руке были бледны от сдерживаемой ярости.
– Я и в этот раз… хотел помочь, – вымолвил Марти медленно и сбивчиво – побочный эффект медикаментов.
– Он знал, малыш, – сказал ему Питер.
Снова пало мрачное молчание. Громче показался уличный шум; где-то вдалеке завыла сирена.
– Не всегда получается, как хотелось, – подытожил наконец Питер типично британским преуменьшением.
Зазвонил телефон на прикроватной тумбочке. Все трое воззрились на него. Трубку снял Питер.
– Хауэлл слушает. Я же говорил не… Что? Да. Когда? Точно?! Ладно. Да, я в деле.
Он швырнул трубку на рычаг и обернулся к друзьям. Лицо его казалось суровой маской, словно ему только что предстало нечто ужасное.
– Совершенно секретно, – проговорил он. – Только что с Даунинг-стрит. Кто-то переподчинил себе все разведывательные спутники США, отключив передачу данных в сети Пентагона и НАСА. Можете себе представить, чтобы такое удалось осуществить без ДНК-компьютера?