Парк-авеню, 79
Шрифт:
– Сначала сошел с ума ты.
Мария улыбнулась и длинным, ловким взмахом ножа полоснула его по лицу. Ткани под лезвием разошлись, словно арбузная корка. Глубокая рана от уха до подбородка на секунду блеснула чем-то сочным и красным и тут же залилась омерзительно-густой кровью.
Питер дико взвыл, вскочил на ноги и, волоча за собой одеяло, вылетел из квартиры. Подъезд наполнился его истошными воплями.
Едва Мария вышла следом за ним, как отчим тонко визжа, кинулся вниз по лестнице. Буквально на
Девушка молча смотрела на окровавленного Питера. От его крика стали открываться двери соседних квартир. Дом проснулся.
Мария закрыла глаза и тут же увидела лежащую на ступеньках мертвую мать. Усилием воли девушка отогнала горестное видение. Не обращая внимания на нарастающий шум в подъезде, она вернулась в квартиру и плотно прикрыла за собой дверь.
Мария аккуратно вымыла нож, положила его на кухонный стол. Вытерла руки, потом села на любимый мамин стул. Здесь Кэтти обычно дожидалась возвращения Марии с работы. Свет немощной лампочки показался нестерпимо ярким. Только теперь она почувствовала невероятную усталость и закрыла глаза.
Дверь вздрогнула от сильного стука. Мария спокойно пригласила:
– Войдите.
Так она встретила полицию.
21
Пожилая дама из попечительской службы продолжала настаивать:
– Мария, для такого поступка должна быть причина, причем, веская. Назови мне ее.
Девушка подняла неподвижный взгляд, сжала губы и молча покачала головой.
– Ты ведь не хочешь попасть в исправительную колонию?
Марию упрямо передернула плечами:
– Какая разница: назову я причину или нет? Все равно посадят...
– Девочка, ты многого еще не знаешь. Одно дело – школа-интернат и совсем другое – колония. Подумай!
В широко открытых глазах Марии не было ни раскаяния, ни надежды, а лишь тупая безысходность.
– И то, и другое – за решеткой.
– Мне казалось, что ты собиралась воспитывать своего братика...
Мария вскинула голову:
– А можно? Если я расскажу правду, мне разрешат остаться с ним?
Попечительница грустно покачала головой:
– Нет. Для воспитания ребенка ты еще слишком мала. Но...
– Значит, нас все равно не оставят вместе? И меня упрячут подальше?
Пожилая дама молча опустила голову: ей нечего было сказать. Мария решительно встала.
– Ну, хватит. Давайте быстрее покончим с этим делом.
В пустом зале суда был занят, да и то не полностью, лишь первый ряд. Там сидело несколько зевак – любителей порыться в житейской грязи. Они лениво оглядели проходившую к своему, месту Марию. Кто-то легонько тронул ее за локоть:
– Привет, Мария.
Девушка вздрогнула: Майк. Она медленно повернулась и равнодушно посмотрела сквозь парня в тусклую, давно не крашеную стену. Майк ободряюще улыбался, однако глаза тревожно вглядывались в ее осунувшееся лицо, а губы чуть слышно прошептали:
– Я пытался добиться свидания, но мне не разрешили.
Девушка вяло отвернулась. Бессмысленно объяснять этому мальчику, что она сама просила никого к ней не пропускать. Он не поймет, как тяжело сейчас Марии видеть людей. Всех без исключения. И даже его. Майка.
Она молча прошла мимо. Из-за спины донесся шепот попечительницы:
– Какой приятный у тебя друг!
– Я не знаю его... Первый раз вижу.
По усталому лицу судьи было видно, что ему смертельно надоели и обвиняемые, и подсудимые, и свидетели, и вообще все. Судья окинул Марию хмурым взглядом:
– Вы обвиняетесь в вооруженном нападении на своего отчима с применением холодного оружия.
Девушка не ответила, и судья повернул голову к секретарю:
– Мистер Ритчик пришел?
Секретарь вызвал:
– Мистер Ритчик!
Из задних рядов неуклюже вывалился Питер.
Бинты все еще скрывали оплывшее лицо, но по нервному покашливанию Мария поняла, что он трусит.
Его появление не вызвало в девушке ничего, кроме холодного недоумения: неужели она могла терпеть рядом с собой этого чужого, неприятного человека? За пять недель, что прошли со страшной ночи, Мария повзрослела на целую жизнь.
Судья приступил к делу:
– Мистер Ритчик, расскажите нам, что произошло?
Питер негромко откашлялся:
– Позвольте вам сказать, ваша честь, что она – дрянная девчонка. Шляется по ночам... Подолом метет. Как устроилась работать в танцзал, так ни разу вовремя домой не пришла. Являлась за полночь или даже к утру. В тот вечер я потребовал, чтобы она вела себя прилично, как и подобает девушке. Ну, а потом эта... она пробралась в мою комнату и напала на меня.
Хотела убить.
Девушка грустно усмехнулась. Если бы не грязь, которая упадет на мамино имя, Мария рассказала бы им все. Но Кэтти заслужила покой, и ее дочь будет молчать.
Суд кончился быстро. Марию поставили перед кафедрой, и судья сквозь очки сурово посмотрел на осужденную.
– Мария, мы посылаем тебя в исправительную колонию.
Там ты будешь находиться до своего восемнадцатилетия и приобретешь полезную профессию, а также навыки христианского образа жизни. Надеюсь, что наказание пойдет тебе на пользу.
Мария не ответила.
– У осужденной есть вопросы?
Она молча покачала головой.
Судья стукнул молоточком, поднялся со своего места и торжественно проследовал к выходу. Когда дверь за ним закрылась, попечительница скомандовала: