Парк Юрского периода: миллионы лет спустя
Шрифт:
Грант, не отрывая глаз от зеленого ковра листвы внизу, спросил:
— Как они охотятся?
Вопрос адресовался Броуфстайну. Тот дернул плечом.
— Это смертельный охотник. Жуткий. Очень опасный. Я сам охотился на многих опасных животных, но эта штука превосходит их. Бесспорно. Раптор — это скорость восемьдесят — девяносто километров в час! И, прошу заметить, это не на открытом пространстве! Потрясающий прыжок. Да, да. Поэтому-то мы и предпринимаем особые меры безопасности.
— Они демонстрируют сообразительность? — вступила Элли. — Как у них работает мозг?
— Хо! — угрюмое тяжелое лицо Сола тронула кривая ухмылка. Нижняя челюсть шевельнулась и подалась вперед, придавая ему внушительное сходство с питекантропом. Сдвинув двумя пальцами кепку на затылок, он навалился мускулистыми предплечьями на парапет, подставив солнцу
— Еще какую сообразительность! Еще какую! Они даже способны находить решение проблем. Особенно, сложных. Эти ребята все видят и учитывают любую мелочь. Любой фактор. Вы можете не заметить чего-то, Рапторы же заметят все. Раньше у нас здесь содержалось несколько особей, но затем появились эти двое. Они убили всех остальных. Поэтому-то мы и кормим их столь необычным образом. Они атакуют ограждение, когда сюда доставляют пищу. Точнее, раньше атаковали.
— А через ограждение пропущен электрический ток? — спросил Малколм.
— Вы боитесь? — удивился Хаммонд.
— А вы нет? — зоолог усмехнулся. — Хотел бы я посмотреть на человека, который абсолютно не боится подобной твари. Мне хочется чувствовать себя в безопасности.
— Вам ничто не угрожает. Поверьте мне, наши специалисты предусмотрели все. Любую случайность. Здесь ничто не происходит просто так, без нашего ведома. Не так ли, Сол?
— Да, — Броуфстайн кивнул тяжелой головой. — Двойная система защиты. Ток напряжением десять тысяч вольт. Но дело в том, что Рапторы никогда не атакуют одно и то же место дважды. Они систематически проверяют ограждение на прочность и все запоминают. Очень умные твари. Умные и опасные.
Он, словно нехотя, улыбнулся. Однако улыбка не производила впечатление дружеской или открытой, как, собственно, не производила впечатления улыбки вообще. Сол отдавал дань вежливости. Уголки губ поднялись вверх, подержались так секунду и опустились вновь, заняв привычное положение.
Внезапно рычание смолкло. Трос ослаб: корова коснулась копытами земли. «Или травы, — подумал почему-то Грант. — Что там внизу? Трава или земля? Наверное, трава, а в ней черные полоски — следы от острых серпообразных когтей. Они ходят и взрезают… нет, они вспарывают когтями и траву, и землю, как брюхо этой пестрой коровы».
Верхушки пальм пришли в движение, однако внизу по-прежнему оставалось тихо, лишь корова продолжала мычать, тоскливо и жалобно. Вот колыхнулась листва справа. Некто, огромный и поворотливый, ловкий и сильный, осторожный и внимательный, крался сквозь деревья. Бесшумно и страшно. Корова заревела тревожнее. Она почувствовала присутствие Рапторов и теперь просила вытащить ее из смертельной ловушки.
Грант не мог даже пошевелиться. Он слышал участившееся дыхание Элли за спиной, понимал, что нужно стряхнуть с себя это неприятное оцепенение и… стоял, смотрел, слушал. Его воображение расцвело в мозгу розовым цветком. Уже созданная им несколько дней назад картина охоты Раптора ожила вновь, только теперь все происходило в действительности. Там, внизу, двое Рапторов готовились убить стонущее надрывно, хрипящее от ужаса животное.
Корова начала биться. Ее копыта с приглушенным тупым звуком рыли землю, выворачивая ударами пучки травы. Она подалась назад, затрещали, ломаясь, кусты. Трос натянулся и зазвенел низко, как басовая струна виолончели, задетая ненароком. Сеть мешала ей убежать, лишала возможности маневра. Если бы у Гранта было ружье, он бы пристрелил ее. Или Рапторов. Он бы палил вниз без разбору, на движение, и получил бы удовольствие, почувствовал бы радость, когда эти твари попадали бы замертво. Уникальные животные, свирепые хищники, Грант понимал это. Они должны охотиться, так нужно для них, и это он понимал тоже, но ничего не мог с собой поделать. Грант боялся и ненавидел. В нем проснулся атавистический страх перед смертельным кошмарным зверем, источником опасности. Зрачки его расширились.
Секундой позже над загоном взвился тонкий вибрирующий визг. Это было похоже на сигнал рожка, зовущий к бою. Визг нарастал, становясь громче и пронзительнее. Грант ни разу в жизни не видел ничего подобного, и мурашки побежали у него по спине от ужаса, а сердце внезапно заколотилось, насыщая кровь невероятным количеством адреналина. Он мгновенно покрылся липким потом с ног до головы. Легкие с присвистом втягивали воздух. Инстинкт говорил человеку: «Беги!», а организм заботился о
Теперь корова уже не мычала. Она кричала, вопила, почти как человек. Смерть предстала перед ней, неотвратимая и ужасная. Визг Раптора сменился торжествующим рычанием. Секунда, и все было кончено. Пальмы ходили ходуном. Внизу два хищника рвали еще бьющуюся в агонии плоть.
Элли сморщилась и отступила на шаг. В какой-то момент она разглядела внизу карий коровий глаз, залитую кровью морду над располосованной, развороченной шеей, и алые брызги, дымящиеся, горячие, на изумрудной траве.
— Да… — Малколм покачал головой. — Не знаю, как остальным, а мне эта сцена точно не прибавит аппетита.
Грант не мог не согласиться с ним.
Жизнерадостный весельчак Хаммонд потер розовые ладошки.
— Ну, теперь, думаю, мы можем идти.
— Конечно, — вновь подал голос зоолог. — Теперь-то самое время.
Они спустились по узким металлическим ступеням со стены и зашагали к гостиничному комплексу. На ходу Грант обернулся. Лебедка вытягивала из зеленых шершавых пальмовых листьев клочья сети. Окровавленные, больше похожие на обрывки ветоши.
Комплекс представлял собой вершину комфорта. Дворец, созданный для ублажения человека. Венец удобства и лености. Он абсолютно не был похож на бетонный административный куб, скорее, на уединенное местечко для особенно состоятельных бизнесменов на одном из курортов Калифорнии. Скажем, в Санта-Барбаре. Практически весь первый этаж трехэтажного здания занимал холл, зажатый в плотном кольце магазинчиков, почты, бара, ресторана и кегельбана. Все здесь сияло хромом и золотом. Уникальное, режущее глаз сочетание. Двери лифтов застыли в ожидании первых клиентов. Сквозь стеклянные створки небольших уютных трафиков [4] виднелись водопады футболок, бейсбольных кепочек, воздушных шаров, флажков и океан других сувениров, на каждом из которых красовалась эмблема, увековечивающая Юрский парк. Пол, мраморный, отполированный до зеркального блеска, в черно-белые крупные квадраты, дышал прохладой, отбивал неровную дробь шагов. Высокие потолки сохраняли звуки, и те катились, догоняя людей навязчивым эхом. Из кухни доносились голоса поваров, энергичные, деловитые. Да и могло ли быть здесь что-нибудь не энергичным и не деловитым? Грант сомневался.
4
Трафик — небольшой магазинчик.
Вперед! — твердил ему внутренний голос. Вперед! Соберись, промчись по этому зданию, сооружению, лабиринту, бегом, выбиваясь из сил, проскочи по парку, испуганно озираясь, задыхаясь от переполняющей твой мозг тревоги, и вздохни с облегчением, когда вертолет вновь взмоет в воздух, унося вас от этого острова, сумасшедшего доктора Морро [5] . Грант слышал свои отчетливо-призрачные шаги, и они, действительно, вызывали у него, если не испуг, то чувство собственной ничтожности, незащищенности. Здесь, в парке. Здание ли было тому виной, или впечатление, оставшееся от сцены кормления рептилий, или и то и другое, трудно сказать. Но одно Грант понимал совершенно определенно: чем дольше он тут находится, тем меньше ему нравится это место. И даже более: тем сильнее он начинает ненавидеть этот парк. При одной мысли, что придется провести здесь два дня, его бросало в дрожь. Но другого выхода все равно не было. Хаммонд поступил мудро, купив их с Элли уик-энд. Они не могли уехать отсюда. Осознание собственного бессилия лишь подливало масло раздражения в огонь кипящей в нем злости. Гранту уже не хотелось осматривать парк и оценивать рептилий, не хотелось фальшиво восхищаться, — и вдвойне не хотелось восхищаться искренне, — ибо он ощущал опасность, исходящую от творения Хаммонда. Была в парке неестественность, искусственная заданность, которая не может сохраняться вечно, когда речь идет о живых существах. Контроль над природой — заблуждение, и бородач пребывает именно в таком заблуждении, розовом, слюнявом, а потому вдвойне опасном.
5
Доктор Морро — герой повести Г. Уэллса, доктор, занимавшийся созданием человекообразных существ из животных.