Парки и дворцы Берлина и Потсдама
Шрифт:
Затем его войска вторглись в Богемию, разгромили австрийскую армию в Пражской битве, не сумев, однако, захватить Прагу. В летописях того времени рассказывается, как, начиная проигрывать, Фридрих перекладывал в ближний карман флакон с ядом. Впрочем, эти меры предпринимались на крайний случай, а таковой не наступил, хотя несколько раз казался реальным. На войне прусский владыка всегда сохранял хладнокровие, действовал энергично, напористо, порой нагло и, проигрывая, возрождался, словно феникс из пепла. Там, где политическая ситуация или проигрыш на поле боя расстраивали планы, помогало золото, и в результате фортуна всегда благоволила королю.
Фридрих Великий
В трудном сражении под Бреславлем французы потеряли 10 тысяч воинов, 7 тысяч солдат попали в плен, тогда как потери прусских войск составляли немногим более сотни человек. Интересно, что после того ненавистный «солдафон», как называла Фридриха Елизавета Петровна, сделался героем в Париже, где над побитыми соотечественниками смеялись. Не случайно с этого момента прусский король начал привыкать к прозвищу Великий.
Рассматривая прижизненные портреты короля, можно понять, почему его называли так и приближенные, и противники. Именно тогда во внешности и характере Фридриха произошли резкие перемены. Приближавшаяся старость накладывала отпечаток на лицо, бремя государственной власти давило на плечи, он похудел, сгорбился, взирал тяжелым взглядом, невольно заставляя собеседника склонять голову. Многим казалось, что духовная сила этого человека неисчерпаема.
В конце Семилетней войны Фридрих поверил в свое бессмертие: «Ядро, которое должно убить меня, упадет свыше». Если знать, сколько раз его жизнь подвергалась опасности, из которой он всякий раз выходил без единой царапины, то можно подумать, что судьба в самом деле хранила своего избранника. Загадочная неуязвимость прусского короля внушала почтение даже врагам. Однажды в походе 1758 года король ехал по лесной дороге впереди небольшой свиты. Неожиданно из кустов послышались выстрелы. «В вас прицеливаются!», – крикнул Фридриху адъютант, увидев, как сидящий в кустах француз наводит дуло в грудь господина. Тот повернул голову, и, потрясая тростью, крикнул: «Ты! Ты!», – после чего неприятельский солдат медленно опустил ружье и поклонился.
Несколько раз ядра закатывались под круп его коня и взрывались; был случай, когда, испугавшись, лошадь взвилась на дыбы и получила в голову пулю, которая явно направлялась во Фридриха. Еще одна нечаянная пуля попала в золотую табакерку, которую он всегда носил в кармане камзола. Рассказывают, как после боя король прилег в повозку и уснул так крепко, что не услышал начала обстрела. Ядро разорвалось рядом и осколки, разметав телегу, вновь его миновали. В отсутствие большой армии он рассчитывал на скорость передвижения и собственную храбрость. Ярким примером тому послужила битва при Лейтене зимой 1757 года, победу в которой обеспечила дерзкая выходка полководца.
Уставшее после боя прусское войско расположилось на отдых прямо в поле среди мертвых и раненых. Все быстро уснули, но вдруг ночную тишину нарушил громкий голос, затянувший «Хвала Богу!». Никто не понял, зачем во время долгожданного сна солдату понадобилось распевать псалом, но вскоре вся армия пела вместе с ним. В это время австрийцы спешно отступали в сторону ближайшей деревни Лисса. Таким же образом разбуженный Фридрих бросился их преследовать, взяв с собой несколько гусар. Задача не могла быть исполненной, однако смертельная усталость и напряжение дня притупили разум настолько, что войско, недавно не имевшее сил разбить лагерь, поднялось и форсированным маршем кинулось вслед за командиром. Под Лиссой началось сражение; пока солдаты бились врукопашную, Фридрих, под огнем прорвавшись в деревню, нашел взглядом штаб и в одиночку направился к австрийским генералам. То, что произошло дальше, знает любой военный историк. Едва ли не на коне ворвавшись в штабную палатку, он крикнул: «Добрый вечер, господа!». Изумление австрийцев было настолько велико, что ни один из них не догадался до такой простой вещи, как арест короля, за спиной которого не было даже ординарца.
В феврале 1762 года в большом зале замка Губертсбург был подписан мирный договор между Австрией, Пруссией и Саксонией, оставлявший все державы в довоенных границах. Семилетняя кампания сделала Фридриха героем в устах народа и, по его собственным словам, «стариком, каждый день проживающим по году, инвалидом, израненным, с подагрой…». Возвратившись в родной город, он узнал только стены, не увидел близких сердцу людей, не старые друзья встречали его у порога, а лишь новые раны народа и бесчисленные заботы об их исцелении. Рассказывали, как по прибытии в Берлин король отправился в придворную церковь Шарлоттенбурга, где состоялись молебен и панихида по погибшим. Завершив молитву, придворные не увидели впереди себя государя и после долгих поисков нашли его стоящим в углу на коленях: опустив голову на руки, бесстрашный полководец плакал как дитя.
Несмотря на победу, Пруссия мало приобрела от столь продолжительной войны. Некогда цветущая страна напоминала пустыню, и преображать ее поначалу было некому. Тотчас после заключения мира восстановлением умирающего хозяйства занялись уволенные из армии ветераны, вновь ставшие крестьянами. Вскоре города опять наполнились людьми, жители восстановили дома, и король, намереваясь показать Европе, что Пруссия не только жива, но и сильна, с энтузиазмом приступил к строительству, разумеется, начав с Сан-Суси.
Новый дворец
В 1763–1769 годах в дальней части парка был выстроен Новый дворец. Король объявил его посвященным победе страны в Семилетней войне, постаравшись сделать таким же внушительным, каким тогда представлялось прусское оружие.
Всего через семь лет в западном конце главной аллеи уже возвышалось здание, до сих пор изумляющее своими размерами и невероятно богатым скульптурным убранством. Вначале строительством руководил автор проекта Иоганн Бюринг. Через год его сменил Карл фон Гонтард, но ко времени приезда нового архитектора здание в целом было закончено, и ему досталась работа над интерьерами.
Центральный корпус достигал 240 м в длину и за счет боковых флигелей образовывал второй в Сан-Суси «двор почета». Два небольших купола, помимо большого над парадным входом, венчали гигантскую кровлю. Три скульптурные грации на крыше гармонировали с 292 большими статуями аттика, выполненными из песчаника по сюжетам античной мифологии. Свод поддерживали 196 детских фигур. Барельефы на фронтоне с обратной стороны здания повествовали о рождении Пегаса из крови убитой медузы, освобождении Андромеды, превращении в камень Пинеуса, неосторожно взглянувшего в глаза коварной Медузе. Своим пластическим богатством дворец обязан 12 скульпторам из мастерских Экштайна, Хеймюллера, Бенкерта, Волера и братьев Ренц.
Несмотря на помпезную сущность, Новый дворец предназначался для жилья, ведь прусский король строил его для потомков. Он мечтал, чтобы они отдыхали и развлекались здесь с семьями или, как он, с друзьями. Архитектор предусмотрел четкое разделение именных квартир и снабдил каждую отдельной лестницей.
Центральная часть фасада Нового дворца
Ряд помпезно оформленных ступеней имелся в северном боковом флигеле, где еще на стадии планирования решено было поселить брата Фридриха II, принца Генриха. Его апартаменты занимали весь первый этаж и, не отличаясь от других жилых комнат, включали в себя вестибюль, спальни, кабинет и гостиные, которые при желании можно было переустроить, например, превратив лишнюю спальню в столовую или музыкальный салон. Вместе обитатели дворца могли собираться в парадных залах, галереях, театре.