Парламентаризм. История, теория, технология
Шрифт:
Говоря о «братстве», следует иметь в виду, что духовной основой буржуазного революционного движения, базирующегося на либеральной идеологии, являлось христианское реформаторство, противопоставившее традиционному консервативному католицизму протестантское направление, выраженное в кальвинизме, лютеранстве, англиканстве и т. п., и отличающееся от «классического» видения «христианского Бога» прежде всего его соотношением с «живыми людьми». Если для догматического христианства (как католицизма, так и православия) человек «раб Божий», то в протестантских версиях Христос – сын и брат человеческий, который, отдавая свою жизнь и тем самым «смертью смерть поправ», наглядным образом доказывает собственное гуманистическое предназначение: «Не люди для Бога, а Бог для людей». Логичным продолжением такого представления об отношениях «человек – Бог» являлись концепции «естественного права» и «общественного договора», воспринимавшиеся в качестве базовых краеугольных камней буржуазно-демократических преобразований. В данном случае стоит согласиться с точкой зрения Ю. Р. Нурмеева, полагающего следующее: «Либерализм на заре своего существования сформировался в лоне протестантской англосаксонской традиции (Т. Гоббс, Д. Локк, Б. Мандевил, Д. Юм, А. Смит) и получил дальнейшее распространение в политической мысли и политической практике континентальной Европы (И. Кант, Б. Констан, А. де Токвиль и др.) уже в XVIII–XIX вв.
7
Нурмеев Ю. Р. Идейные основы и базовые принципы либерализма // Ученые записки Казанского государственного университета. Гуманитарные науки. 2008. Т. 150. Кн. 7. С. 210.
Российская социалистическая революция 1917 г. стала своеобразным «водоразделом», посредством которого были разграничены буржуазная и социалистическая общественно-экономические формации, с последней из которых связывалось возникновение качественно новой политико-правовой, историко-культурной, социально-экономической системы, получившей название советской социалистической республики и ставшей организационной и политико-правовой основой для советской народной демократии.
Интересно, что создатели государства нового исторического типа за основу понятийного ряда взяли терминологию, выработанную буржуазной историко-культурной традицией. Такие политико-правовые конструкции, как «конституция», «республика», «народное представительство», «права человека» и т. п., были закреплены в программах буржуазных революционных преобразований и, естественно, отрицались представителями патримониального подхода к обоснованию легальности и легитимности монархической власти, в рамках которой глава государства, являясь помазанником Божьим, в своих решениях и поступках отвечал исключительно перед Богом и собственной совестью.
«Отцы-основатели» социалистического государства, в свою очередь, выступали в качестве разрушителей буржуазного политико-правового порядка, воспринимаемого в качестве архаического «мира насилия», с «отречением» от которого связывалось строительство «нового счастливого мира», в котором «кто был никем, тот станет всем» («Интернационал»), Классовая теория социального структурирования применительно ко всем историческим типам государств, предшествовавших социалистическому, использовала «шаблон», в соответствии с которым, начиная с появления первых государственных форм вплоть до формирования советской социалистической республики, общество было представлено двумя антагонистическими классами эксплуататоров и эксплуатируемых (рабовладельцев и рабов, феодалов и крепостных, капиталистов и тружеников). В контексте этого подхода в качестве народа выступали представители эксплуатируемых масс – «простой народ», отношения которого с эксплуататорским «господствующим» классом носили антагонистический (непримиримый) характер и не могли быть разрешены иначе, чем путем конфликта между противоборствующими классами, обусловленного непрерывно углубляющимся кризисом «верхов и низов». При достижении «точки невозврата», когда «верхи не могли, а низы не хотели жить по-старому», «запускался» революционный механизм межклассового конфликта, результатом которого являлось изменение общественно-экономической формации. На смену рабовладению следовал феодализм, который, в свою очередь, меняла буржуазная формация, являющаяся завершающей в истории эксплуататорского государства и предшествующая появлению советской социалистической республики, представляющей промежуточный этап на пути к коммунистической макроформации, где государство как форма социальной организации и публичной политической власти отмирает, уступая место общественному самоуправлению, осуществляемому в условиях Мировой Социалистической Советской Республики (Конституция СССР 1924 г.).
Используемый советскими идеологами метод отрицания «проклятого» прошлого, предполагал неприятие предшествующего «буржуазного» опыта, что предопределяло наполнение заимствованных в буржуазном политико-правовом лексиконе терминов и конструкций качественно отличным от аутентичного смысловым содержанием. В таком понимании советская социалистическая республика, советская конституция, народная демократия, социалистическое право и т. п. имеют общие с «буржуазными аналогами» только сами названия. С одной стороны, буржуазная республика и республика советская в одинаковой степени «отрицают» монархию. Вместе с тем советская социалистическая республика отрицает не только монархическую империю, но и свою буржуазную предшественницу (буржуазную Российскую республику 1917 г.). На смену буржуазной демократии, где власть принадлежит представителям господствующего класса – буржуазии – и где государство выступает аппаратом «порабощения и угнетения» бесправных социальных низов («простого народа»), приходит «народная демократия», в которой формой «власти народа» становится диктатура пролетариата. В Заключительном слове по докладу Совета Народных Комиссаров 12 (25) января 1918 г. на Третьем Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (Полн. собр. соч., т. 35) В. И. Ленин говорил: «Демократия есть одна из форм буржуазного государства, за которую стоят все изменники истинного социализма… утверждающие, что демократия противоречит диктатуре пролетариата. Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя, мы стояли за демократию, но, как только первые проблески социализма мы увидели во всем ходе революции, мы стали на позиции, твердо и решительно отстаивающие диктатуру пролетариата» [8] . Как видим, «вождь мирового пролетариата» демонстрирует хорошо известную и неизменно плодотворную методику «двойных стандартов». Большевики стояли на классических (буржуазных) демократических позициях тогда, когда осуществляли критику политики царизма, «попирающего демократию», однако после разрушения монархии резко поменяли «политическую ориентацию» и столь же яростно стали критиковать саму демократию как не соответствующую целям и задачам советского социалистического государства систему буржуазных ценностей.
8
Попов М. В. Ленин о диктатуре пролетариата и ренегатство верхушки КПСС. URL: https://rkrp-rpk.ru/2011/03/08/в-и-ленин-о-диктатуре-пролетариата-и-ре/.
Свойственный буржуазной демократии классовый антагонизм между «трудом и капиталом» в условиях советской демократии уступает место «классовому союзу» пролетариата, крестьянства и трудовой интеллигенции, основанному на сближении классов, с их последующим слиянием в единую социальную общность «советский народ». При этом в качестве высшей цели Советского государства объявлялось «построение бесклассового коммунистического общества, в котором получит развитие общественное
Если в основу буржуазной демократии был положен принцип плюрализма, основанный на солидаризме различных идеологических направлений, выражаемых в партийных программах, принимаемых от имени относительно обособленных электоральных групп, конкурирующих друг с другом и в субъектном понимании представляющих оппозиционные общественные движения, руководствующиеся обособленными интересами и при этом в одинаковой степени ориентированные на овладение единой государственной властью, то советская демократия, оперируя конструкцией «общенародного государства трудящихся», носила монистический характер, исключающий легальную оппозицию советской власти во всех ее формах и проявлениях.
Советская демократия в плане политической организации представляла собой дуалистическую систему, в рамках которой формальной государственной властью являлись многоуровневые советы народных депутатов, представительство в которых осуществлялось на общественных (безвозмездных) началах по принципу императивного мандата [9] . Вместе с тем реальная государственная власть была сосредоточена в обособленных подразделениях коммунистической партии Советского Союза (КПСС) (структурирование которой осуществлялось как по территориальному, так и по производственному принципам), – выступавшей в качестве «всепроникающей и всесильной» структуры, представители которой активно вмешивались во все сферы социальной жизнедеятельности, включая семейную и личную. Советское общество, представляя собой «нерушимый блок коммунистов и беспартийных», демонстрировало безусловную поддержку «партийного курса», являвшего собой «генеральную линию» развития как советской демократии, так и советского союзного государства, причем эти понятия рассматривались в качестве синонимичных.
9
«Императивный мандат представляет собой вид мандата, суть которого состоит в тесной правовой связи избирателей со своим представителем. Эта связь проявляется прежде всего в наличии и регулярном использовании института наказа избирателей. Для полноценного функционирования наказов избирателей могут быть предусмотрены институты отчетов избранного лица перед своими избирателями и отзыва избирателями своего представителя в случае утраты их доверия, что может быть вызвано неисполнением наказов избирателей, а также совершением действий, недостойных статуса народного представителя». Алимов Э. В. Императивный мандат и конституционное государство: диалектика взаимосвязи // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2016. № 3. С. 40.
Если для самодержавной России залогом единства «русского мира» выступала известная триада графа Уварова «Православие. Самодержавие. Народность», являвшаяся своеобразным идейным продолжением концепции «Москва – третий Рим» и предполагавшая объединение славянских народов под властью Русского (Православного) Императора, то советское государство в своей идее «нерушимого союза республик свободных, сплоченного навеки великой Русью» (Гимн СССР) опиралось на единую государственную идеологию – научный коммунизм [10] , объединяющую не только граждан СССР, но и всё «прогрессивное мировое человечество», которое в своем стремлении к «светлому коммунистическому будущему» руководствовалось девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
10
Включение в название коммунистической идеологии слова «научный» подчеркивает ее опору на рациональную методологию, доказательную аргументацию, а также атеистический характер. При этом, в отличие от религиозной идеи «единобожия», допускавшей своего рода плюрализм подходов к восприятию «единого Бога» и связанное с этим «мирное сосуществование» основных мировых религий (ислама, христианства, конфуцианства и др.), коммунизм рассматривался как «истина в последней инстанции», что исключало какие бы то ни было разночтения (ревизионизм), поскольку действовал категорический властный императив: «Учение Маркса всесильно, потому что верно».
Кризис советской социалистической государственно-правовой системы, являвшейся следствием в первую очередь экономических просчетов политического руководства страны, обусловил распад в конце 1991 г. Союза Советских Социалистических Республик и образование на базе бывших национальных союзных республик самостоятельных национальных суверенных государств, среди которых единственной федерацией, а стало быть, интернациональным по субъектному составу государством продолжала оставаться Россия. Перестав быть союзной республикой с особым политико-правовым статусом («Великой Русью»), Российская Федерация в Конституции 1993 г., провозгласила себя «правопреемником Союза ССР на своей территории, а также правопреемником (правопродолжателем) Союза ССР в отношении членства в международных организациях, их органах, участия в международных договорах, а также в отношении предусмотренных международными договорами обязательств и активов Союза ССР за пределами территории Российской Федерации» (ч. 1 ст. 67.1). Таким образом, на конституционном уровне была закреплена концепция «линейной, непрерывной государственной истории», в соответствии с которой «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признаёт исторически сложившееся государственное единство» (ч. 2 ст. 67.1).
Не пытаясь оспаривать процитированные конституционные положения, следует вместе с тем указать на очевидные логические нестыковки. Прежде всего, заявление об историческом правопреемстве Российской Федерации и Союза Советских Социалистических Республик с точки зрения логики предполагает, что, в свою очередь, последний являлся правопреемником Российской империи, та – правопреемником Московского царства, представители царской династии Романовых выступали правопродолжателями Рюриковичей – и так вплоть до Древней (Киевской) Руси. Такая логика прослеживается и в постулате о «Российской Федерации с ее тысячелетней историей». Однако, если придерживаться не идейно-пропагандистской, а релятивистской концепции государственной истории, то нельзя не признать того факта, что Российская империя, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (и как самостоятельное государство (1918–1922 гг.), и как субъект Союза ССР (1922–1991 гг.)) и Российская Федерация представляют собой обособленные виды государственно-правовых систем, не связанных друг с другом единой политико-правовой традицией. Как уже ранее отмечалось, Российская империя отвергала сами идеи демократии, конституционализма, республиканизма. В Советской России эти конструкции получили интерпретацию, качественным образом отличающуюся от буржуазных аналогов. Что же касается современной Российской Федерации, то модель ее демократического устройства, не приемля исторический опыт советской социалистической демократии, вместе с тем не может быть отнесена к традиционной демократической системе, сформировавшейся в ходе эволюции либерально-буржуазной культуры Запада.