Парламентеры (сборник)
Шрифт:
Мрничек насупился и замолк, зло покосившись на бедного Хомуху. Тот рад был бы сквозь Фрею провалиться, несмотря на то, что там безвоздушка.
Смерть нечасто оказывается вот так – совсем рядом. Волею или неволей каждый из экипажа начал задумываться о том, что ждет его в ближайшее время. Не сразу – некий ресурс автономности у корабля имелся. Но все же, все же… Когда в ближайшем будущем над тобой зависает меч, психика начинает сдавать. Единственный способ отвлечься от этого – чем-нибудь заняться, желательно – тяжелым и отупляющим. Перераспределить
– Во что это мы въехали, а кэп? – Мрничеку никак не молчалось. – Фрея вроде сказала, что в металл.
– Сказала, – пробурчал Маккензи, не отрываясь от линз и сшивателя. – Может, она уже к этому моменту шизанулась, вот и ляпнула сгоряча, что на ум пришло.
– Да какой у нее ум? – тоскливо протянул Шарятьев. – Так, видимость одна.
– Это у Вадика нашего видимость, – грозно сообщил капитан. – А Фрею вы мне не трожьте!
Хомуха после слов капитана съежился еще сильнее – из-за линзы не видать.
Некоторое время на него поглядывали уже все – кто с сочувствием, кто с негодованием. Только Маккензи не поглядывал, работал.
Пилотировать полуживой корабль невозможно – это осознавал каждый член экипажа. Не состыкуется ущербная нервная система корабля со здоровой нервной системой трассера, вместо нормальной картины мира он ощутит нелепые и обрывочные сигналы, никак не складывающиеся в нечто целое. А значит – никаких прыжков по узлам, никакой ориентировки. Застряли не пойми где. Непруха, какая чудовищная непруха! И главное – на ровном ведь месте, трасса не то чтобы испрыганная, но вполне оживленная. И – что самое обидное – невзирая на оживленность трассы, никто их не подберет и не заметит: полуживую Фрею без корректно подключенного трассера никто не опознает как корабль! А корректно подключить трассера… ну, понятно, в общем. Классический замкнутый круг.
– Готово, – неожиданно сказал Маккензи примерно через полчаса.
Он сдвинул линзы и устало выпрямился. Потом потянулся, словно только что проснувшийся кот. На бинжа поглядели – даже Вадик Хомуха осмелился чуть приподнять голову.
Капитан немедленно оживился и поспешил усесться к сенсорике.
– Так-так, что тут у нас? – он торопливо подмонтировался к головному интерфейсу.
– Да я тебе и так скажу – что, – Маккензи с отвращением отложил сшиватель и не спеша стянул перчатки. – Раз правая сторона отнялась, будет Фрею заносить, как хромого пьяницу, которому вдобавок еще и глаз очень удачно высадили. По узлам уходить в таком состоянии я бы не рекомендовал.
– Не рекомендовал! – фыркнул, не оборачиваясь, капитан. – Да если все обстоит так, как ты рассказал, это труба полная, уходить по узлам!
– А оно, увы, обстоит, – вздохнул Шарятьев. – Правая сторона – дохляк, ровно по продольной оси. Я четыре раза проверил. Здесь (он показал рукой вправо от себя) – мэртво, здесь (влево) – живет, но в некотором ошалении.
– Я бы на тебя посмотрел, если б тебе выкололи
– И руку! – добавил молчаливый великан Ба.
– Ага. А также одну почку, одно легкое и половину селезенки… – Шарятьев уныло махнул рукой. – Ежу понятно, что в таком режиме отсюда не уйти. Будем лечиться.
– Тут не лечение нужно, а реанимация, – продолжал нагнетать черноту Маккензи. – Я вам не Бриарей, у меня всего две руки.
– И два глаза, – многозначительно сказал Ба.
После его слов воцарилась невольная пауза. Каждый из присутствующих мучительно осознавал сказанное.
И осознал.
– А что? – чужим голосом просипел Мрничек. – Если полумертвую на правую половину Фрею поведет полупарализованный трассер… Это, как минимум, шанс, я вам скажу!
Все, не сговариваясь, недобро поглядели на побледневшего Хомуху – в который раз, но теперь уже не просто зло. Теперь – оценивающе, как хищник на потенциальную жертву.
– Р-ребята, – тот попытался влезть в щель между обозревателем и оболочкой рубки, – в-вы чего?
– Кларенс, – обратился к Маккензи капитан Гижу. – Ты анатомию хорошо помнишь?
Голос у него был жесткий, как излучение вблизи нейтронной звезды.
– Анатомию-то я помню, – невозмутимо ответил Маккензи. – Но вот скальпеля у меня все равно нет. А дока на таком уровне запрограммировать я просто не сумею. Думаю, ты тоже.
Мрничек с готовностью затряс поднятой рукой, будто школьник на уроке:
– Я! Я знаю как стандартный сшиватель ввергнуть в режим скальпеля! Меня мама когда-то научила.
– Да вы что, с ума посходили? – заорал возмущенный Шарятьев. – Какой скальпель, какой сшиватель? Вы что, серьезно?
– А что? – Мрничек набычился и сразу стал похож на дикобраза, растопырившего иглы перед более крупным противником. – Он нас сюда загнал, он пусть и выводит! Я подыхать в расцвете лет не собираюсь!
Первая горячка от внезапно осознанного шанса спастись схлынула более-менее благополучно, без поспешных оргвыводов и опрометчивых поступков, хотя на Хомуху страшно стало смотреть.
– Погодите, – осадил всех капитан, как и положено капитану. – Давайте-ка все обдумаем как следует. Застряли мы здесь – это бесспорно. Насколько я знаю, лечить корабли с таким процентом поврежденности таки да, еще никому не доводилось. Но мы пока и не пробовали.
– Да ты уж говори как есть, капитан, – перебил Маккензи насмешливо. – Не мы не пробовали, а я не пробовал. Все равно никто больше не умеет, даже ты.
– Правда твоя, – с горечью признал капитан. – Ты как бинж – наша единственная надежда. Это первое. Второе – сколько у нас цикла?
– Года на четыре, – со знанием дела сообщил Шарятьев.
Молчун Ба снисходительно усмехнулся, словно знал нечто такое, чего не знал более никто. Это не ускользнуло от внимания Гижу.
– Что такое, Йохим? Ты хочешь что-то сказать?