Парни из нашей деревни
Шрифт:
– Вот, пожалуйста, сэр!
– Спасибо. Не выпьете ли со мной?
– Ну что ж, сэр, большое спасибо, сэр, оно, пожалуй, от глотка виски не откажусь, сэр.
– Прошу вас.
– За ваше здоровье, сэр.
– Спасибо.
Хенсон принялся за свой невкусный завтрак, не без грусти вспоминая суп, омлет, телятину, сыр и вино, которые, как по волшебству, появились бы на столе в самой захудалой французской харчевне. Просто удивительно, какой оборот иногда принимают исторические события.
– Много сегодня прошли, сэр?
– Нет, всего только от Чэдлтона.
– Ого, да это миль одиннадцать, а то и поболе. Пешком путешествуете,
– Да, надо еще сегодня засветло добраться до Прескота.
Хозяин покачал головой и почесал в затылке.
– Оно, конечно, для джентльменов, которые это любят, может, дело хорошее, но по мне завсегда лучше доехать, Я так думаю, когда бы дела тут шли малость поживее, у нас бы автобус ходил.
– А что, дела плохо идут, да?
– Из рук вон плохо, сэр, а с моим хозяйством так просто хоть в петлю, можно сказать. Совсем у людей денежки перевелись. Кабы мы с хозяюшкой не отложили малость про черный день, так уж и не знаю, как бы сейчас продержались. С самой войны вот так мыкаемся, сэр, вот поверите ли, бывает, за много дней больше полдюжины пинт не продашь, и все одно простое пиво. Даже горькое Держать почти что не расчет.
– А в чем же дело, по-вашему?
– Да где уж, сэр, мне об этом судить, не знаю.
А только жизнь вроде как бы в наших местах остановилась, ровно вымерли все. И людей вокруг не видать и фермы дохода не приносят (так все фермеры у нас говорят), заработки упали, а помещичий дом стоит заколоченный.
– Это вон тот серый каменный дом, что слева за лугами виден?
– Он самый и есть, сэр.
– Красивый дом, старинный. А почему же он заколочен?
Хозяин нацедил себе полпинты горького пива и поудобней облокотился о стойку – он явно любил посудачить.
– Да дело-то вот в чем. Дом этот, значит, старого мистера Темплтона, нашего помещика. Мы-то его привыкли звать молодым мистером Темплтоном, хотя ему теперь уж, значит, за шестьдесят. Это старинный род, сэр, они тут, как говорится, с незапамятных, значит, времен. Так вот, сэр, у мистера Темплтона с его хозяйкой был только один ребенок, сын, как его называли у нас, «самый молодой мистер Темплтон». В четырнадцатом году он был где-то то ли в Оксфорде, то ли в Кембридже, словом, где-то там, где молодых джентльменов держат, и, конечное дело, как война началась, он сразу в армию записался, и много парней из нашей деревни с ним пошло тоже. Ну, небывалое дело, что тут у них в доме творилось, когда он перед фронтом домой приехал, – и танцы и шум до самого утра. А он был в том полку, который, значит, в Египет, что ли, отправлялся, в какое-то там место, ну такое название – язык сломаешь…
– Галлиполи?
– Вот-вот, оно и есть, сэр. Ну, и мистера Темплтона убило, когда они там на берег высаживались, а с ним и молодого Билла Джадда тоже. А для мистера и миссис Темплтон этот сын был, значит, дороже всего на свете, сэр, и когда его убили, то и для них обоих жизнь все равно что кончилась. Мистер Темплтон, сэр, бродил по деревне, вроде как человек, который грош на земле нашел, а сотню потерял, сами понимаете, сэр, а хозяюшка его так больше из дому и не выходила, а три года назад, стало быть, померла. Ну, хозяин тогда заколотил свой дом и уехал иуда-то за границу жить – толком даже и не знаю куда.
– Вот оно что. Наверно, из вашей деревни не один молодой хозяин и Билл Джадд погибли?
– Ох, нет, сэр, помилуй бог, нет. Тут, пожалуй, ни одной семьи не сыскать, чтоб кто-нибудь не погиб, или, в госпиталь не попал, или в приют для
Хозяин, выйдя из-за стойки, направился к потухающему камину. Он ловко разворошил полусгоревшие поленья, которые полыхнули на миг быстрым пламенем. Потом опустился на колени и, скорчившись, стал осторожно дуть на головни.
Хенсон покончил с едой и теперь набивал трубку. Но он был взволнован и слишком сильно приминал табак большим пальцем вместо среднего, так что ему пришлось набивать трубку заново. Хозяин ушел куда-то в заднюю комнату.
Хенсон откинулся в кресле и, глядя, как уплывает табачный дым, рассеянно думал о том, что рассказал ему хозяин. Какое-то странное худосочие появилось в английской деревне. И это при непомерном полнокровии города. Восемь человек убито да еще, скажем, полдюжины остались инвалидами на всю жизнь – и это уже огромная потеря для такой вот деревушки, если учесть, что вся молодежь стремится уехать в город. А потом в городах безработица начинается, и тогда те, у кого есть машины, бегут из города. Что за нелепая карусель!.
Снаружи послышался тяжелый стук копыт, скрип колес, потом хриплое «Тпру-у!», и телега остановилась. Слышно было, как возчик слезал с телеги. Потом дверь творилась и в трактир вошел невысокий человек со сморщенным лицом и растрепанными усами, одетый в плисовые штаны, перехваченные в коленях шнурками, рваный порыжевший сюртук и старомодную войлочную шляпу.
– Доброе утро, – сказал Хенсон.
– Доброе утро, – отозвался тот почти враждебно, с типично деревенской «неприступностью» – той внезапной подозрительностью, с которой почти всегда смотрят на незнакомца, и в особенности «из благородных», во всех деревнях на свете.
Он постучал по стойке, и появился хозяин.
– Доброе утро, Берт, как дела?
– Так себе, мистер Худ. Мне полпинты.
– Что у вас слышно новенького?
– Да ничего, мистер Худ, что тут может быть нового?
Берт одним глотком осушил две трети кружки и с сожалением поглядел на остаток. Хенсон переглянулся с хозяином.
– Налей мне, хозяин, стаканчик портвейна – и может, ты и этот джентльмен тоже со мной выпьете?
В трактире всякий посетитель – джентльмен.
Хозяин и Берт благоразумно предпочли горькое пиво.
– Мы с этим джентльменом, – сказал хозяин, желая показать, что он тоже знает толк в обхождении, – тут на«счет войны толковали.
– Угу, – промычал Берт.
– И я как раз джентльмену рассказывал про мистера Темплтона и молодого Билли Джадда.
– Угу, – сказал Берт. – Да что, их одних что ль по-: убивало?
– Вот ежели б вы видели наш новый памятник жертвам, сэр, то там имена всех павших смертью храбрых написаны, – обратился к Хенсону хозяин.
– Я видел его, когда шел сюда.