Пароль скрещенных антенн

Халифман Иосиф Аронович

Этот скелет и уничтожают термиты.

Они выедают, истачивают, опустошают изнутри опору растения, его арматуру.

Некоторые поедают, правда, и корма животного происхождения — кожу, шерсть, хитиновые части и целые трупы насекомых, помет зверей и птиц, — но подавляющее большинство питается именно древесиной. Из других насекомых ею кормятся, например, жуки-короеды, но пищу каждого вида составляет обычно древесина только определенных пород, термиты же чаще всего справляются с самыми разными, по сути дела чуть ли не со всеми.

Некоторые

обращают себе на пропитание даже древесину Гваякум санитум — непревзойденную по твердости породу, произрастающую на острове Гаити.

Можно подумать, что конкуренты в жизненной борьбе оттеснили термитов от всех более питательных, более богатых и лучше усваиваемых кормов, оставили им практически никому не нужную, никем не потребляемую клетчатку — не просто постную и малосытную, а совсем несъедобную, почти никчемную.

И термиты отступили, перешли на совершенно бросовый корм.

Казалось бы, какое страшное, какое губительное поражение!

Однако вот уже ни следа, ни памяти не осталось от всех тех растительноядных видов, которые в свое время нанесли термитам это поражение в состязании за место под солнцем, а термиты по-прежнему живы. Правда, они завоевали для своих потомков место под солнцем так, что свет солнца для них погас, а животворная энергия его лучей стала доходить до них связанной и законсервированной в таком сложном и косном соединении, как целлюлоза, клетчатка.

Это было отступление, но именно оно и вооружило термитов неоценимым преимуществом, стало их успехом и торжеством.

Проиграв в качестве корма, они выиграли в количестве, приспособились к корму, который природа давно уже производит в изобилии.

Потребление корма, за который ни с кем не приходится состязаться и который имеется везде, где хоть что-нибудь произрастает, отчасти объясняет, к слову сказать, почему великолепные крылья молодых самок и самцов могли стать столь несовершенным, столь неудовлетворительным средством полета этих насекомых.

Но с этим обстоятельством связаны и еще более важные последствия.

Натуралисты давно подметили, что многие насекомые заодно с рядом грибов, живущих на древесине, ускоряют распад и разложение даже самых мощных деревьев в самых дремучих лесах.

Английский ученый В. Кирби еще на рубеже XVIII и XIX веков, свыше полутораста лет назад, писал: «Одни насекомые питаются доброкачественной древесиной, другие — начавшей разлагаться, но в результате совокупная деятельность всех приводит к одному концу — вся масса дерева снова превращается в прах, становится такой же размельченной трухой, как и земля, давшая жизнь дереву. Какой же великой силой являются насекомые, которых мы часто и не видим или которым не придаем серьезного значения!»

Если Кирби в чем-нибудь здесь ошибался, то лишь в одном: подобно тому как цветущий город, увиденный легендарным эль Хидром на месте пустыни, был еще многолюднее и прекраснее того, что он видел здесь когда-то впервые, древесина, превращенная насекомыми в труху, представляет

собой массу не столь же, а еще более богатую, еще более плодородную, чем та, что дала когда-то жизнь дереву.

Это можно сказать и о клетчатке, переработанной термитами.

Во многих тропических странах перемолотая масса термитников не зря считается лучшим удобрением полей и используется под самые требовательные культуры. Это удобрение создано из клетчатки.

Как тут не вспомнить замечание Кирби о великой силе насекомых, которых мы часто не видим или которым не придаем значения!

Наряду с видами, ускоряющими кончину больных и уничтожение погибших деревьев, многие термиты обрекают на смерть и деревья здоровые. Они подтачивают, выгрызают изнутри их опору, ускоряют их падение. Мертвые стволы целую вечность лежали бы на земле, хороня в себе вырванные из жизни питательные вещества.

Но вот к стволу пробираются новые фуражиры термитников. Они оживляют этот омертвленный запас пищи.

Медленно размножающиеся, медленно перемещающиеся, медленно перерабатывающие корм, термиты тем не менее подвигают вперед естественный круговорот веществ на планете. Они вновь превращают клетчатку в звено тех бесконечных цепей питания, которые приводят в движение весь органический мир. Одновременно они истачивают сетью своих ходов верхние слои грунта и открывают сюда доступ воздуху, они накапливают здесь азот, фосфор и калий, они рассеивают очаги жизни многих микробов.

Почему же, участвуя в общем движении, сами они так медлительны и косны?

Постоянство корма, наименее подверженного изменяющему воздействию окружающих условий, — вот что и сегодня позволяет термитам жить тем же, чем они издавна живут, сдается, там же, где они постоянно жили, и так же, как они жили всегда.

Чтобы понять, как это стало возможно, надо проследить, откуда и как добывают термиты корм, как доставляют его в гнездо, как подготовляют к усвоению. Подробнее речь об этом пойдет в дальнейших главах, где, между прочим, рассматривается и вопрос о том, почему термитам, не имевшим конкурентов в потреблении древесины и располагавшим неисчерпаемыми запасами корма, пришлось все же отступить в исторической борьбе видов за место под солнцем.

ОТСТУПИВШИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

В ПРЕДЫДУЩИХ главах не раз повторялось, что мертвая и каменно-немая глыба гнезда наглухо облицована извне серым цементом или рыжеватой спекшейся глиной. Сейчас пришло время сказать о том, как эта безжизненная глыба оживает и образует длинные-предлинные отпрыски.

Все начинается с того, что у подножия термитника выгрызаются изнутри узкие ходы, подобные тем, что здесь возникают в пору роения. Но для вылета крылатых покрывается отверстиями гнездовой купол, причем густо, как крышка столовой солонки или распылитель садовой лейки, а сейчас ходы строятся вокруг купола и их совсем немного, и ни из одного не выбегают ни крылатые, ни солдаты, ни рабочие.