Пароль: я – Грех

Филюшин Виталий

– Привет, Лёх! Что звонишь?

Слегка шепелявый голос друга ответил:

– Здорово, Грех. Ты сейчас где? Вроде мама Роза засекла тебя в окно? Ты чё, к бате приехал? Край надо встретиться!

Я хитро прищурился, глядя на недоделанную работу.

– Да, Лёха, я здесь, подходи.

По большому счёту, только цыгана я могу называть своим другом. Он легко, по-своему философски относится к жизни. Верит в дружбу и дорожит ею. Если покопаться в памяти, я и не припомню, с какого времени знаю его. Кажется, с начала времён мы были дружны и жили по соседству – через дом. Четыре года назад Шишков-старший, отец Алексея, умер от острой пневмонии. Теперь в его доме правит

матриархат. Семья у Лёхи большая, её численность нестабильна. Одни появляются, другие исчезают. Неизменны только Лёха с младшими братьями и его маман – тётушка Роза, которая гоняет свое мужское население и регулярно тягает молодых цыганок за волосы. В округе Розу уважают, она искусная гадалка – на том и держится её дом. Когда я был ещё ребёнком, ей пришлось столкнуться с моими способностями. Алексей просил купить машинку, как у меня, тётушка Роза заверяла, что нет денег. Я и напомнил, где она их хранит… С тех пор она остерегается меня, но нашей дружбе с Алексеем не препятствует.

– Здравствуй, дядь Юр! Привет, Грех!

Я обернулся: с непокрытой головой, в фуфайке и резиновых сапогах ко мне шагал цыган.

Отец отвлекся от уборки каменной террасы у дома.

– А-а-а, Алексей! Здравствуй, сосед. Если ты разговоры болтать к Гришке, то прежде бери лопату, у вас вдвоём сподручнее дело пойдёт.

Цыган немедля пошёл в летний душ, где хранился огородный инвентарь.

4

В две лопаты мы скоро управились с ручьем. «Работодатель» критично осмотрел наши труды и, проворчав: «Халтурщики», позвал в дом. Отец заварил нам чай и выставил на стол пряники и клубничное варенье.

– Ешьте, заработали, оболтусы, а я пойду в котельную свою, займусь рассадой.

Цыган, уплетая варенье из розетки ложкой и закусывая пряником, излагал цель своего прихода.

– Грех, я тут заморочил одно дельце, ты ни в жизнь не допёр бы, а я допёр. Мы с тобой и твоей физиономией такое дело поделаем – всем жуть будет! Как, зацепил расклад?

Я ухмыльнулся.

– Не с моей физиономией, а с моей физиономикой – это первое! А на второе – не зацепило! Сути своей придумки ты не сказал. Что за жуть ты придумал?

Алексей прожевал очередной пряник.

– Дело замутим в вокзальной камере хранения. Ты стоишь у входа и зыришь в физиономику тех, кто упаковывает вещички. И – бац! Ты в курсе, чё за код! Говоришь мне, я подхожу и его поклажу увожу. Складно, как стих!

Я хотел было ответить, но цыган остановил мою попытку.

– Не перебивай, Грех! Я знаю, ты у нас идейный. Это дело будет под тебя. Выбираешь физиономику побогаче, и бонус – ты ваще не при делах. Ящик вскрываю я! Вещички реприсирую опять я! Ты только считаешь бабульки! Приход поровну – я не жмот. Ну, как?

Цыган по привычке криво улыбнулся. Только так он мог блеснуть тремя золотыми фиксами.

Я с иронией рассматривал этого недотёпу.

– Не репрессирую, а реквизирую… Тебе, Лёха, без криминала никак не живётся. Завтра утром я еду в город. Если хочешь подзаработать, давай со мной!

Цыган вытер ладонью крошки с губ.

– Вот это по мне, Грех! Так что, пятьдесят на пятьдесят?

Я тяжело вздохнул.

– Лёха, спроси у мамы Розы, что такое совесть… Это не я, а ты не при делах! Прокатишься за компанию – двадцать процентов твои.

Цыган встал.

– Ладно, уболтал. Пойду наведу марафет, побрею физиономику.

5

В доме у отца я имел свой законный угол – комнату. По сравнению с полезной площадью большого дома она была скромная – пять на четыре метра. В ней было всё просто и скромно: настенные часы, кровать, платяной шкаф, этажерка с книгами и рабочий стол с настольной лампой.

Я лежал в темноте, силясь уснуть. Приглушённые прикрытой дверью, в комнату проникали неясные звуки. Это отец, страдая бессонницей, смотрел телевизор в гостиной. Вспомнил недавний приход цыгана. – Судя по настрою, ему нужны деньги. И зачем я позвал Алексея с собой? Проще было дать денег в долг… Ну, не в долг, в помощь… Нет, обиделся бы! Пусть поприсутствует, у него создастся ощущение причастности к происходящему, а любое участие должно быть вознаграждено по договоренности согласно… – Бр-р-рр, надо спать, не то моя тонкая психика отправит тело в психушку. А цыгана надо предупредить, чтобы помалкивал и никуда не лез. Волков мужик серьёзный… Любопытно, кто или что на этот раз тревожит Владимира Александровича? Может, пройти по его следу прошлого?.. Боже, усну я в конце-то концов? А может, это наследственное и у меня начинается бессонница? Эх, папуля! – По большому счёту, разговаривая сегодня с отцом, я успокаивал его. Кое-что пришлось скрыть. На самом деле, когда выполняю заказ, клиент получает больше информации, чем если бы я пользовался прикладной физиономикой. А иначе не получал бы приличные гонорары. Те вещи, что могу вытянуть из людей, дорогого стоят. – Отец, конечно, прав: надо быть осторожным… Да вроде и так думаю, что делаю.

6

Проснулся от трезвонящего телефона – сработал будильник. Сел на кровати, попытался вспомнить сон. Что-то было в нём чудесное, светлое… Потягиваясь, посмотрел на жёлтые, оранжевые от солнечных лучей занавески. Вспомнил! Это была девушка, красивая, как богиня, и рыжая-прерыжая. Её длинные кудри пышных медных волос развевались, словно на ветру. Глаза были хитро прищурены, на выразительных губах – легкая таинственная улыбка. Потрясающая незнакомка манила меня изящным пальчиком, и… – и это всё! Чертов телефон! – Вновь захотелось уснуть, увидеть её. Я готов был последовать за этими милыми хитрыми глазками…

Тряхнул головой, сонливость и грёзы отступили. – Надо срочно выпить кофе!

7

Когда вызывал такси, явился цыган. Я внимательно посмотрел на друга. Его узкое просветлённое лицо было бритым и источало не только радость, но и добрую порцию разящего одеколона. Одет Алексей был в кожаную куртку-косуху, чёрные брюки и белые потёртые лакированные туфли. Повязанный на шее полосатый розово – зелёный шарф подчёркивал его экстравагантный вид.

Я оценивающе оглядел наряд друга.

– Лёха, вот есть пословица: «людей встречают по одёжке, а провожают по уму». Наверное, у тебя задумка:, чтобы встретив, не провожали?

Цыган широким жестом надел очки «а ля – кот Базилио». Я хохотнул.

– Ты неисправим. Ещё пирсинг в ухо и кольцо в нос – тоже мне, деятель! Шарф, может, люди тебе и простят, а очки выкинь или спрячь подальше.

Цыган с сожалением убрал элемент своего искусно подобранного имиджа. Мне почудилось, что в лице Алексея что-то изменилось. Подошёл, в упор посмотрел на предмет своего сомнения. Нет, не показалось! Вокруг глаз после очков остались тёмные, словно ободки, круги.

– Что это?

Я провёл пальцем по его узкому лицу. Он дёрнулся в сторону. От моего прикосновения на щеке цыгана появилась полоса.

Лёха, выругавшись, подошёл к зеркалу и, достав тюбик, стал намазывать лицо.

– Это мазь… тональная для кожи. Взял у сеструхи.

С моего места было видно отражение друга в зеркале.

– Н-да, гламурненько! Дай догадаюсь! Это конспирация? – Нет, пожалуй. А-а, передумал быть цыганом? – Тёть Роза убьёт… Отомстить сестре? – Мелочно. Есть ещё вариант, но он ни тебе, ни мне не понравится…