Паровой дом
Шрифт:
— Да, и даже самых опасных, змей-бичей, гулаби, черных кобр, очковых, принадлежащих к самым ядовитым.
И в то же время великолепный тигровый питон из семейства боа высовывал свою острую голову из верхнего отверстия трубы, то есть из хобота слона, изгибавшегося среди первых клубов пара.
Змеи, выползшие живыми из труб, быстро и проворно уползли в хворост, так что мы не имели времени уничтожить их.
Но питон не мог улепетнуть так скоро из стального цилиндра. Капитан Год поспешил за своим карабином и пулей раздробил змее голову.
Гуми влез на стального гиганта, поднялся до верхнего отверстия хобота и с помощью Калуфа и Сторра успел вытащить оттуда громадное пресмыкающееся.
Ничего не могло быть великолепнее этого пресмыкающегося с голубоватозеленой кожей, украшенной правильными кольцами и как будто вырезанной из шкуры тигра. Длиной змея была не менее пяти метров, а толщина равнялась толщине руки.
Это был великолепный образец индийских змей, и он с выгодой красовался бы в зверинце Матьяса Ван-Гита. Однако я должен признаться, что капитан Год не внес ее в свой список.
По совершении казни Калуф закрыл трубу, тяга восстановилась, огонь разгорелся сильнее, и котел скоро зашипел. Через три четверти часа манометр показывал достаточное давление пара. Оставалось только ехать.
Колесницы были запряжены, а стальной гигант поставлен во главе поезда.
Последний взгляд был брошен на восхитительную панораму, раскинутую к югу, последний взгляд на дивную цепь, профиль которой высился к небесам на севере, последний взгляд на Давалагари, вершина которого возвышалась над всей территорией Северной Индии, и свисток возвестил отъезд.
Спуск по извилистой дороге совершился без затруднений. Автоматический нажим удерживал колеса на слишком крутых местах. Час спустя наш поезд остановился у нижней границы Тарриани, на рубеже равнины.
Стального гиганта тогда отпрягли, и под управлением Банкса, машиниста и кочегара он медленно отправился по одной из широких дорог леса.
Два часа спустя слон затрубил и вышел из густой чащи, таща за собой шесть клеток зверинца.
Приехав, Матьяс Ван-Гит снова поблагодарил полковника Мунро. Клетки с повозкой, назначенной для жилья поставщика, были прицеплены к нашему поезду, состоявшему из восьми вагонов.
Новый сигнал Банкса, новый свисток — и стальной гигант тронулся, величественно направляясь по великолепной дороге, спускавшейся к югу. Паровой дом и клетки Матьяса Ван-Гита с хищными зверями были для него не тяжелее простой повозки, употребляемой для перевозки вещей.
— Что вы думаете об этом, господин поставщик? — спросил капитан Год.
— Я думаю, капитан, — ответил не без некоторого основания Матьяс Ван-Гит, — что если бы этот слон состоял из плоти и костей, он был бы еще удивительнее!
Дорога была не та, по которой мы приехали в Гималаи. Она шла к юго-западу к Филибиту, маленькому городку, находившемуся за полтораста километров от места нашего отъезда.
Переезд совершился спокойно, с умеренной скоростью, без неприятностей, без препятствий.
Матьяс Ван-Гит ежедневно обедал за столом в паровом доме, где его великолепный аппетит всегда делал честь кухне месье Паразара.
Для кладовой скоро потребовались услуги обычных поставщиков, и капитан Год, совершенно выздоровевший, — выстрел в питона доказывал это — взялся опять за охотничье ружье.
Притом, кроме нас, приходилось кормить и обитателей зверинца. Эта забота была предоставлена чикарям.
Эти искусные индусы под руководством Калагани, который сам был очень ловкий стрелок, не давали оскудеть запасу мяса бизонов и сайгаков. Калагани был человек совсем особенный. Хотя он был малообщителен, полковник Мунро обращался с ним очень дружелюбно, будучи не из таких людей, которые забывают оказанную услугу.
Десятого сентября поезд обогнул Филибит, не останавливаясь там, но он не мог уклониться от толпы индусов, которые пришли осмотреть его.
Решительно звери Матьяса Ван-Гита, как ни были замечательны, не могли выдержать никакого сравнения со стальным гигантом. На них даже не смотрели сквозь решетки их клеток, и весь восторг обращался к механическому слону.
Поезд продолжал спускаться с длинных равнин Северной Индии, оставив за несколько миль на западе, Барейли, один из главных городов в Рохилькенде. Он подвигался среди лесов, населенных птицами, яркими перьями которых заставлял нас любоваться Матьяс Ван-Гит, то по равнине сквозь чащу колючих акаций вышиной в два или три метра, называемых англичанами Walit-a-bit-bush. Там встречались в большом количестве кабаны, очень лакомые до желтой ягоды этих кустов. Некоторые из толстокожих были убиты, не без опасности, потому что эти животные чрезвычайно дикие и опасные. В разных случаях капитан Год и Калагани обнаруживали хладнокровие и отвагу незаурядных охотников.
Между Филибитом и Этавахом поезд должен был проехать часть Верхнего Ганга.
Весь подвижной состав зверинца был отделен, и паровой дом, превратившись в плавучий аппарат, легко перебрался с одного берега на другой по поверхности воды.
Этого нельзя было сделать со зверинцем Матьяса Ван-Гита. Потребовался паром, и клетки должны были переплыть две реки одну после другой. Но хотя этот переезд потребовал некоторого времени, он совершился без больших затруднений. Это был не первый опыт поставщика, и его люди переезжали много рек, когда ехали к гималайской границе.
Словом, без всяких приключений, о которых стоило бы рассказать, 17 сентября доехали мы до железной дороги из Дели в Аллахабад, шагов за сто до Этавахской станции.
Там наш поезд разделился на две партии, которым не предназначено было соединяться.
Первая должна была продолжать спускаться к югу по территории обширного королевства Синдии, чтобы достигнуть Виндхийских гор и Бомбейской провинции.
Вторая, поставленная на платформу железной дороги, ехала в Аллахабад и оттуда по Бомбейской железной дороге достигнет прибрежья Индийского моря.