Паровоз из Гонконга
Шрифт:
"Ну, вляпались, — сказал себе Андрей. — Как по-русски чешет, белогвардейское охвостье!"
Особого страха он не испытывал, скорее это было игровое волнение: уж раз за тобою идет охота — значит, все правильно, просто им удалось вычислить твое переходящее "я".
— Спасибо, — застенчиво улыбаясь, проговорил Иван Петрович. — Но нам туда и обратно, багаж хотим получить.
На месте отца другой, более опытный товарищ прикинулся бы непонимающим: "Сорри? Мадам спикс хинди, урду? Ранш? Бат… в общем, с чего вы взяли, что мы понимаем по-русски? Ах,
— О, получить багаж? — деловито переспросила белогвардейка. — Он что же, сравнительно небольшой?
"Да, небольшой", — мысленно просигналил Андрей, пристально глядя на отца и пытаясь взять события под свой контроль.
— Нет, как раз большой, — словно извиняясь, проговорил Иван Петрович. — Холодильник.
— И вы рассчитываете, что достанете попутную машину в аэропорту? — настойчиво допытывалась дама.
"Нас будут ждать там друзья!" — мучительно напрягаясь, подсказал Андрей, но отец игнорировал правила шпионской игры.
— А что, — простодушно спросил Иван Петрович, — разве это так сложно?
— Сложно — не то слово, — отчеканила белогвардейка. — Вы совсем наивные люди. Пойдемте со мной.
И, повернувшись, не глядя больше на них, решительно зашагала к своему пикапу.
Иван Петрович вопросительно посмотрел на сына, тот пожал плечами.
— Мне что? — с деланным безразличием сказал он. — Это тебя предупреждали насчет лифтов.
Тут белогвардейка, подойдя к кабине, обернулась.
— Не бойтесь меня, пожалуйста, — сказала она. — Я не заразная, я москвичка, выросла на Переяславке…
— Мы не боимся, — ответил Иван Петрович, — просто стесняемся вас затруднять.
— Да что вы, — нервно передернулась белогвардейка, — это я должна стесняться, я же сама напросилась. Вижу — наши сидят…
"Наши"… У Андрея было чуткое ухо, и он отметил, что это «наши» прозвучало не так.
— Меня зовут Тамара, — сказала старушонка, — а вас?
— Иван, — ответил отец, с галантным академическим поклоном пожимая ее маленькую морщинистую лапку, — а это мой сын Андрея.
— Господи, Иван, Андрей. — Белогвардейка тихо засмеялась, — Прелесть какая… Да садитесь же, садитесь. Кабина просторная у меня, уместимся все втроем. После скажете, что это бог Тамару послал.
— Садись, сынок, ничего, — сказал Иван Петрович. — Или ты хочешь у окна?
Ноги у Андрея вдруг ослабли. Неужели вот так сразу, без подготовки, без предупреждения, начнут колоть психотропные препараты?
Тамара сняла очки, оглядела Андрея с головы до ног. Глаза у на тоже были обезьяньи, маленькие, черные, круглые, почти без белков и ресниц. Была она не так уж стара: во всяком случае не старше отца. И лицо у нее было даже привлекательное, этакая седая секретарш машинистка со следами былой красоты, если бы не портили его две темные вертикальные морщины по обе стороны рта.
— Надо же, как мальчик меня боится, — проговорила она. — Весь прямо взъерошился. Ты думаешь, я сотрудница ЦРУ? Ты такой важный мальчик, что нужно тебя стеречь?
— При чем тут ЦРУ? — буркнул Андрей. — Вы эмигрантка. И я вас не боюсь.
— Тогда в чем дело? — открыв в улыбке желтые зубы, спросил Тамара. — Садись, и поехали. Не загрызу же я вас, двоих мужчин.
Поглядев по сторонам, Андрей молча кивнул отцу, забрался в кабину следом за ним, захлопнул дверцу. Внутри «Субару» выглядела еще более неказисто: диванчик был весь изодран, декоративные панели сняты, ниша для приемника пустовала, и даже крышка бардачка отсутствовала.
— Согласись, — сказала Тамара, круто выворачивая руль, — согласись, что на таких машинах агенты специальных служб не ездят. И вовсе не эмигрантка я, у меня такой же советский общегражданский паспорт, как и у твоего отца. Показать?
— Спасибо, не надо, — ответил Андрей. — Мы же вам свой не показываем.
— Однако твой папа — смелый человек, — продолжала Тамара, резкими рывками выводя машину на проспект. — Не всякий на его месте решился бы сесть в мою «Субару». Ваши пугаются, шарахаются меня, как от чумной.
"Ах, все-таки «ваши», — усмехнувшись, отметил Андрей. — Ну, и где ты прячешь свои ампулы и шприцы? Неужели в багажнике?"
Он покосился на отца. Отец сидел, расслабленно опустив плечи глядя перед собой, на лице его была улыбка страдальческого облегчения.
— Мой муж — местный, — уверенно пристраиваясь к автомобиль ному потоку, говорила Тамара, — я уже много лет за границей живу, но от советского подданства не отказывалась. Муж учился в Союзе, у него диплом МГУ, он работал в департаменте ирригации, после прошлого переворота его уволили с государственной службы, сейчас он в частной компании, временно, не по профилю, но — ничего, живем.
Она умолкла, ожидая вопросов, но Тюрины молчали, и она заговорила вновь.
— У нас небольшая ферма, личное хозяйство здесь, за дамбой, мы разводим коров и свиней. Если будут проблемы с мясом… Давно вы приехали?
Иван Петрович ответил.
— И где работать будете?
Отец ответил и на этот вопрос, но с некоторой заминкой. Тамара пытливо взглянула ему в лицо.
— А что вас смущает? Что университет закрыт?
Иван Петрович признался, что это и в самом деле его смущает.
— Но боже ж ты мой, — изумилась Тамара, — да разве вы виноваты, что вас прислали? В таком же положении, как вы, сидят и голландцы, и французы, и западные немцы, и чувствуют они себя прекрасно. Кто виноват, что эти унтер-офицеры не знают, что делать с университетом? Это шайка мошенников и мародеров, дурачье и ворье, которому не с кем воевать, кроме как с подростками на улицах собственных городов…
По тому, как напряглись локоть и колено отца, которыми он касался Андрея, мальчик понял, что обсуждение этой темы отца обеспокоило.
Должно быть, Тамара и сама почувствовала, что предмет разговора лучше сменить.
— Холодильник — замечательная идея, — сказала она. — Кто надумал? Мама? Передайте ей, что она молодец. Но выцарапать его будет не так-то просто. Нужно расположить к себе, вы меня понимаете?
— Мы захватили с собой сувениры, — ответил Иван Петрович, приподымая матерчатую сумку. — Ложки деревянные, еще кое-что…