Партактив в Иудее

Синякин Сергей Николаевич

– Не вижу выхода, - сухо сказал книжник.
– В конце концов, он сам себя загнал в этот тупик. Оказаться в подходящем месте, в самое нужное время... Нет у нас выхода, да и для него это будет лучшим вариантом. Прав я, Федя? Что бычишься? Скажи людям, прав я или нет?

Прокуратор, которому накануне прозрачно намекнули об ответственности за продажу потенциальному противнику секретного оружия*, хмурился и морщился, но с возражениями не спешил.

* А не продавай баллисты персам, тогда и спать спокойно будешь!

Софоний

вел себя более активно. Как сын пустынь он к Иерусалиму не очень-то и привязан был, никто не мешал ему скрыться в песках и надеяться на то, что люди прокуратора его остановят, было смешно и наивно - дураком прокуратор не был и задерживать того, кто мог свидетельствовать против него, конечно же, не стал бы.

Софоний это понимал, а потому его нападки на хитроумного книжника сразу же приобрели агрессивный характер.

– Будя, будя прикрываться государственным интересом!
– кричал он.
– Ишь, про общечеловеческие ценности заговорил! Человек, душа его - вот главная ценность, другой нету. А это месть, Ваня, мелкая месть!

– Да пойми ты, дурья голова, - продолжал уговаривать товарища книжник. Не нам он уже принадлежит - истории! Мне его, может быть, жальче, чем другим. То, что мы с Митрофаном в области вынесли, не каждому дано пережить. А выпито сколько было? А баб перещупано? Только не имеем мы сейчас права на жалость. Распятие, братцы мои, это факт истории, поворотный пункт, можно сказать, после которого человечество от язычества отвернется и к истинному Богу свой лик обратит!

– Ты, Ванька, говори, да не заговаривайся!
– резко осадил старого товарища караванщик.
– Где ты истинного Бога увидел?

– Это для тебя он товарищ, - хмуро сказал Волкодрало.
– А для других? Ты сам посуди, - принялся книжник загибать пальцы, - из будущего пришел, столько рассказал людям про Царствие Небесное, чудес натворил, а тут еще и смерть мученическую принял с терновым венцом! Это ты не поверишь, а иудеи народ доверчивый, как дети из интерната для умственно отсталых, они же через год на него молиться станут! И не предположения это, а исторические факты. Римские граждане от своих богов отрекаться начнут! Да вы сами прикиньте, где в наше время Папа Римский обретается? Ну? Где Ватикан находится? Вы ведь не хотите, чтобы вместо православия в России, скажем, буддизм был? Или на Перуна со Святовидом молились?

– Пусть они на кого им хочется молятся!
– гневно вскричал караванщик.
– А Митрофана я вам не отдам. Он ведь тогда в пустыне Негев меня от верной смерти спас. Не пырни он кинжалом того кочевника, так бы и похоронили меня около колодца!

– Ну и иди вместо него на крест!
– запальчиво крикнул Волкодрало. Жалостливый какой!

И осекся под пристальным взглядом караванщика. Караванщик обошел его, оглядывая со всех сторон, и, ни к кому в отдельности не обращаясь, сказал:

– Комплекцией он, конечно, поплотнее будет, но это до поры - за недельку на

тюремной диете до нужных кондиций дойдет. А бороденка такая же пегая и взгляд лихорадочный.

– Федя, да скажи ты им!
– нервно выкрикнул книжник. И вновь прокуратор промолчал. Взгляд у него был отсутствующий, словно прикидывал римский ставленник, что ему выгоднее - проповедника на крест послать или книжником его заменить. И по улыбке на выбритом лице прокуратора понималось, что второй вариант ему нравится больше.

– Я так понимаю, - нарушил недобрую тишину черноглазый скульптор.
– Надо нам и рыбку съесть, и...

– А вот этого не надо!
– перебил скульптора Софоний.
– Ишь нахватался в Грециях!

Сказанное разрядило обстановку, и беспощадный блеск в глазах прокуратора Иудеи погас. Потянувшись за сочной грушей, прокуратор недовольно сказал:

– Риск!

– Риск, - согласился караванщик.
– Но кто не рискует, тот скудной поской пробавляется. Значит, будем спасать товарища? Я правильно понял присутствующих?

Взгляды хищно пронзили книжника. Под этими взглядами книжнику стало неуютно, он заерзал на скамье, заелозил ногами по полу и сказал в пространство:

– Да я-то что? Нашли царя Ирода! Я - как народ решит!

Вздохнул и пожаловался:

– Вам хорошо, а меня уже третий день раб достает. Чуда требует. Бегает за мной с отрубленным ухом: "Сотвори чудо, рабби! Сотвори чудо!" Ну нет у меня клея, чтобы ухо ему обратно присобачить!

– Ты ему второе отрежь, - посоветовал Софоний.
– Для симметрии.

– Кстати, - сказал прокуратор.
– А с кариотянином что будем делать? Он таки свидетель! Сколько ты ему заплатил? Тридцать сребреников?

– Он что, рассказал, негодяй?
– вскинулся книжник Анна и побагровел. Откуда ты сумму знаешь?

Глядя на него, можно было смело сказать, что в сумме прокуратор не ошибся. Хотя сумма была приличной, вполне можно было хозяйством обзавестись, и еще на развлечения некоторые осталось бы.

– Ничего мне твой кариотянин не рассказывал, - повел могучими плечами прокуратор.
– Просто сумма такая стандартная, у нас в Бузулуцке мы агентам всегда по тридцать рублей платили!* Как раз на бутылку водки с закусью хватало. Чтобы, значит, совесть не мучила.

* Это, конечно, не показатель, только вот трудно сказать, откуда традиция пошла - платить так предателям: с Иуды или от нашей сегодняшней действительности? Сомнения берут, особенно сейчас, когда стало ясно, кто и кому, а главное - когда за предательство платил.

Глава семнадцатая,

В которой изучается дорога на Голгофу и разрабатываются планы спасения человека

Это сейчас каждый шаг на Голгофу известен. Туристам досконально объясняют, кто и куда шел, показывают, где крест был вкопан, где злорадствовали первосвященники, а где изнывал от угрызений совести великий прокуратор Иудеи.