Партай-геноссе

Зарипов Альберт Маратович

Когда с караваном было покончено, одна броня поехала досмотреть его. Оружия они там так и не нашли… Зато взяли двух пленных. Остальных афганцев, то есть убитых осколками или добитых после… Всех мёртвых куда-то свезли и там же схоронили… А этих двух пленных привезли с собой на базу. Затем командир приказал Ойбеку допросить их. Но переводчик из него был плохой, да и местные афганцы оказались незнакомы с узбекским языком. Ведь они являлись жителями южных провинций Афгана, а не северных, где и проживают этнические узбеки. Короче говоря, допроса не получилось. Да и о чём было спрашивать насмерть

перепуганных афганцев?! Правда, старик в белой чалме держался с некоторым достоинством. А вот молодой… Он, когда понял что его ждёт… Стал вполголоса молиться и плакать… Молодой ведь… Лет восемнадцати…

Ведь было принято решение избавиться и от них. Исполнителями оказались Белый и Ойбек. Его за то, что он отказался стрелять по каравану. Маленький наводчик отказывался, но командир стал угрожать ему… И запугал узбека… Он хоть и старался не смотреть, но всё же ему пришлось… Ведь он оказался одним из участников бескровной казни. Старика без головного убора положили ничком на землю. Затем на его шею накинули петлю из длинной и тонкой материи… Размотанной из стариковской же чалмы… А ведь она свидетельствовала об одном — что этот афганец совершил паломничество в саму Мекку, то есть к самой главной мусульманской святыне… И этот старик был человеком, который прикоснулся к Божьим реликвиям… А теперь его собирались убить материей из его же чалмы… И Ойбек опять отказался участвовать в этом…

Но командир группы снова накричал на него и даже ударил несколько раз… Ведь уже всё было готово. И по приказу Белый с Ойбеком стали тянуть этот жгут из материи… Каждый в свою сторону… Ойбек делал это с закрытыми глазами и крепко сжатыми челюстями… Но когда старик стал хрипеть… Наводчик открыл глаза и увидел обращённое на него обескровленное лицо… Со страшно выпученными глазами и высунувшимся наружу языком… Тогда Ойбек не выдержал… Бросил свой конец жгута, послал командира на три буквы и пошел к своей БМПешке… На ходу и заплакав…

Командир тут же вскочил со стариковского туловища, которое он прижимал к земле. Быстро схватился за брошенный конец жгута и вдвоём с Беловым они завершили это дело…

Когда на землю положили молодого афганца, то он принялся молиться во весь голос. Это слышал даже Ойбек, укрывшийся в своей башне. И он даже заткнул пальцами уши, чтобы не стать невольным свидетелем и этой расправы… Однако он услышал и то, как внезапно прервались отчаянные молитвы молодого афганца… И даже его предсмертное хрипенье. Ойбек слышал это всё…

— До сих пор я всё это слышу… — со слезами на глазах говорил нам невысокий наводчик. — До сих пор!.. А я ведь уже столько дней сижу в башне… Чтобы никого не видеть… И всё забыть!..

Но это ему не помогало… И мы хорошо видели по состоянию Ойбека то, что ему не удастся забыть увиденное уже никогда. Слишком сильным оказалось для него потрясение… Одно дело — быть готовым сражаться с озверелыми или хотя бы вооруженными душманами. И совершенно другое — самолично участвовать в ликвидации мирных жителей. Ни в чём не повинных и совершенно безоружных… Очень молодого и совсем уж старого…

Можно, конечно же, напридумывать для самого себя великое множество отговорок и оправданий: что и оружие они успели припрятать, да и мирные они только днём, а по

ночам так и норовят прирезать кого-нибудь из наших… А тем более с учётом того, что это потенциальные исламские фанатики или одураченные иностранцами бедные крестьяне, так и не понявшие перспективы светлого да счастливого будущего… Которое им принесли советские солдаты…

Понятное дело, что лес рубят, а щепки летят… Только вот получалось так, что весь этот многовековой афганский лес не то чтобы рубится… Со всеми традициями и обычаями, со всеми племенами и отдельно взятыми в плен личностями… Всё это изрубалось в щепки… Безжалостно и бездумно… Собственноручно порождая ответное насилие.

— А потом… — продолжал рассказывать Ойбек. — Когда я вечером пошёл по большому… Сижу… И вдруг вижу, что из земли торчит рука того старика! Протянутая к небу!.. И ветер шевелит материю рукава так… Как будто старик всё ещё живой! Хоть и лежит под землёй, но всё равно он рукой показывает на небо! Что там находится Бог!.. И он оттуда всё видит!.. Всё до единого!..

Вот после этой последней встречи с афганским стариком советский наводчик-оператор и почувствовал себя очень плохо… Он трясся мелкой противной дрожью и разговаривал наедине с самим собой… И сидел всё время в своей башне… Чтобы никого не видеть и ничего не слышать… Чтобы вся эта проклятая война наконец-таки оставила его в полном одиночестве… То есть в абсолютном покое…

— Это меня Бог покарал! — твердил он. — За то, что я сразу не отказался.

Вот и сейчас… Рассказав нам — своим друзьям, всю эту историю от начала и до конца, маленький наводчик-оператор Ойбек внезапно махнул рукой… Словно обречённый на вечные муки… После чего молча развернулся и, даже не попрощавшись с нами, побрёл к своей БМПешке… И опять он на ходу вытирал набежавшие слёзы…

И всё же он несколько опомнился, когда уже наполовину опустился в люк наводчика.

— Вы уж извините! — пробормотал нам Ойбек. — Не могу я… Хочу один побыть. Извините!

Крышка люка захлопнулась, и послышался лёгкий скрежет запираемого фиксатора. Маленький узбек твёрдо решил остаться наедине со своими внутренними переживаниями. И он не хотел, чтобы ему помешали в этом противоборстве с самим собой.

Может быть, оно и к лучшему. Мы отлично понимали его незавидное состояние и поэтому остались снаружи.

А поздним вечером, когда начали сгущаться ночные сумерки, вся наша группа поехала к водоёму. Чтобы и самим напиться, и запастись водой на обратный путь.

Было уже совсем темно, когда наши БМПешки остановились в нескольких метрах от долгожданной воды. На наше всеобщее счастье, это был не мираж в раскалённой солнцем пустыне и даже не иллюзия тире галлюцинация в воспалённом человеческом воображении. Это была вода! Самая настоящая и самая обыкновенная…

Не сговариваясь, и даже без должной команды все бойцы-спецназовцы бросились к хаузу. Кто-то вошел в воду по колено, другие остались на твёрдом берегу. Самые ненасытные прошли вперёд чуть ли не до пояса, наверное, для того, чтобы в полной мере насладиться позабытым чувством пребывания в воде. И все пили, пили и пили… Из котелков и кружек, подкотельников и пустых консервных банок, а то и просто из сложенных ладоней.