Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции
Шрифт:
Сами эсеры признавались, что «похожи на армию, рассеянную маленькими отрядами и ведущую партизанскую войну. Главный центр партии еще поддерживает сношения с некоторой частью своих отрядов, но он не может удержать в своих руках общее направление, а это приводит часто к тому, что отдельные группы… партии действуют по своей инициативе и за свой страх и риск» 192 .
ЦК РСДРП, внимательно следивший за положением дел в левонародничестве, в резолюции «О народниках», принятой на «Августовском» совещании ЦК с партийными работниками в Поронино, констатировал, что террор как метод борьбы наряду с бойкотом выборов свидетельствовал о неспособности партии эсеров к планомерному воздействию на ход общественного развития страны. Именно поэтому
192
См. «Большевики в борьбе против мелкобуржуазных партий в России», стр. 30.
193
См. «КПСС в резолюциях и решениях…», ч. I, стр. 317.
Однако если эсеры не оказали никакого влияния на подъем революционного движения, то сам подъем способствовал некоторому оживлению партии. Перед началом первой мировой войны число левонароднических групп росло сравнительно быстро. В. И. Ленин, анализируя данные о тиражах газет и числе рабочих групп, материально поддерживавших те или иные органы печати, показал, что у большевиков сумма взносов за 4,5 месяца 1914 г. по сравнению с 1913 г. увеличилась с 70,2 до 70,6% от всего количества взносов. У ликвидаторов же это число в процентном отношении сократилось с 21,3 до 16,6, а у левонародников выросло с 8,5 до 12,8 194 .
194
См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 252.
Таким образом, рост левонародников шел за счет меньшевиков-ликвидаторов. «Оппортунизм и отреченство от партии гг. ликвидаторов, — писал В. И. Ленин, — отталкивает рабочих к другой буржуазной группе, более «радикальной» (на словах)» 195 . В Петербурге по количеству взносов от рабочих групп за январь — май 1914 г. впереди шли большевики, за ними эсеры, а затем уже меньшевики.
В то время когда Россия переживала новый революционный подъем, над Европой сгущались тучи первой мировой войны. Уже прогремела ее увертюра — Балканские войны 1912—1913 гг. Как же оценивали и теоретически обосновывали сложившуюся в начале XX в. расстановку сил на мировой арене эсеровские идеологи? Лидер партии Чернов выдвинул теорию так называемого «гиперимпериализма». Он считал, что империализм — это не стадия развития капиталистической формации, а лишь особая политика. Чернов называл его стремлением передовых индустриальных капиталистических государств «политически закрепить свою экономическую, в особенности торговую, диктатуру над странами, производящими сырье и средства существования, над странами аграрными» 196 .
195
Там же, стр. 253.
196
ЦПА ИМЛ, ф. 274, оп. 1, ед. хр. 23, л. 51.
Из этого определения вытекало, что главное противоречие эпохи империализма — не борьба между трудом и капиталом, а противоречие между империалистическими государствами и слаборазвитыми странами. Подобное заключение вело в свою очередь к признанию особой революционности крестьянства аграрных стран и его ведущей роли в мировом революционном процессе.
Последователи Чернова утверждали, что завершается процесс преобразования старого, «приватного» (т.е. частного) капитализма в национально организованный, государственно гарантируемый и контролируемый. Итогом этого процесса будет якобы замена конкуренции национальных империализмов одним сложным союзом — «гиперимпериализмом». Таким образом, роль противоречий между империалистическими державами фактически игнорировалась или выглядела совершенно незначительной.
Нетрудно заметить, что в теории «гиперимпериализма» почти полностью повторяются рассуждения об «ультраимпериализме» Каутского и «сверхимпериализме» Бухарина. Несостоятельность взглядов «империалистических экономистов» была достаточно полно раскрыта В. И. Лениным и останавливаться на их критике нет необходимости. Но следует иметь в виду, что в теории «гиперимпериализма» четко выступает не только идейная связь с оппортунистическими течениями в социал-демократии, но и авантюризм в решении вопросов мирового революционного процесса.
С помощью теории «гиперимпериализма» эсеры хотели оправдать ультрареволюционный призыв к социалистической революции одновременно во всех странах. Если следовать за их рассуждениями, то надо свергать не национальный империализм, который уже как будто не существует сам по себе, а «гиперимпериализм», т.е. империализм межнациональный. И наоборот, в одной стране социалистическая революция победить не может, поскольку свержение одного из членов мирового союза империалистов не решает вопроса о победе нового общественного строя.
Прервавшее революционный подъем вступление России в первую мировую войну заставило социалистов-революционеров, как и другие политические партии, определить свое отношение к ней. Большая часть эсеровских организаций в России и за границей, изменив своим прежним антивоенным заявлениям, встала на оборонческие социал-шовинистические позиции. Во многих районах России эсеры решили отказаться от всякой революционной деятельности, дабы не помешать правительству довести войну до «победного конца». В начале войны оборончество явно преобладало в Поволжье, на Урале, в Сибири.
Вместе с тем в первые же дни войны в эсеровских организациях крупных промышленных центров — Петрограда, Москвы, Харькова, Ростова-на-Дону, Нижнего Новгорода, Баку, Тулы — обнаружились и интернационалистские настроения. При этом если в первые месяцы антивоенные выступления имели место в 7 организациях — Петроградской, Московской, Иркутской, Киевской, Черниговской, Ростовской, Харьковской, выпустивших 14 антивоенных листовок, то в 1915 г. таких организаций стало 11, а количество листовок увеличилось до 37 197 . Так сразу же выявились разногласия по кардинальному вопросу об отношении к войне.
197
См. Л. М. Шалагинова. Эсеры-интернационалисты в годы первой мировой войны. — «Первая мировая война». М., 1968, стр. 324.
Две точки зрения на характер войны нашли свое отражение в двух декларациях, обнародованных делегацией эсеров на конференции социалистов стран Антанты, состоявшейся в феврале 1915 г. в Лондоне. В декларации «половины делегации», подписанной А. Кубовым и И. Рубеновичем, отрицался империалистический характер войны и утверждалось, что «в настоящей войне интересы русской демократии вполне совпадают с интересами европейской демократии… Победа Германии и Австрии означала бы прочное торжество милитаризма, торжество силы над правом… Победа тройственного согласия укрепит передовые европейские демократии, подавит одну из главнейших реакционных сил Европы… Вместе с тем эта победа может послужить исходным пунктом для энергичной борьбы масс против милитаризма». Декларация была пропитана духом социал-патриотизма и мелкобуржуазного национализма и провозглашала классовый мир внутри страны во имя победы над внешним врагом, точнее, во имя достижения империалистических целей войны.
«Конференция, по нашему мнению, должна решительно отгородиться от всяких попыток идеализации войны и надежд на то, чтобы победа в ней одной из воюющих сторон разрешила такие задачи, разрешения которых до этой войны мы ждали лишь от внутренних побед социализма и трудовой демократии» — так начиналась декларация другой части делегации, подписанная Ю. Гардениным (Черновым) и М. Бобровым (Натансоном). В ней война объявлялась злом, «которое, к сожалению, не удалось предотвратить необходимым для этого активным сопротивлением рабочих масс обеих враждующих сторон и которому необходимо возможно скорее положить конец восстановлением их нарушенной политической солидарности и координированного политического действия».