Партия расстрелянных
Шрифт:
Свирепость расправ с зарубежными коммунистами объяснялась в значительной степени страхом Сталина перед возможностью возникновения неконтролируемых им социалистических революций в других странах, в результате чего центр революционного движения мог переместиться из Москвы, а само это движение попало бы под водительство IV Интернационала. Чтобы сохранить свой безграничный контроль над коммунистическим движением, Сталин беспощадно уничтожал зарубежных коммунистов, за исключением тех, кто своим соучастием в его преступных акциях доказал свою личную преданность и «надёжность».
Говоря об истреблении интернационалистов, Троцкий напоминал, что убийство Жана Жореса было совершено тёмным мелкобуржуазным шовинистом, а убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург — контрреволюционными
В наиболее тяжёлом положении оказались коммунисты из стран с фашистскими или полуфашистскими режимами, где компартии действовали в подполье (в 30-е годы диктаторские, тоталитарные и авторитарные режимы существовали более чем в половине стран Европы). Находившиеся в СССР члены компартий Германии, Австрии, Венгрии, Италии, Румынии, Болгарии, Югославии, Финляндии были подвергнуты особенно жестокому истреблению.
В июле 1937 года был вызван в Москву генеральный секретарь ЦК Компартии Югославии Милан Горкич. Спустя несколько месяцев работникам Политсекретариата КПЮ, находившегося в Париже, было сообщено, что Горкич арестован «как английский шпион», оставшееся руководство КПЮ распускается, а денежная помощь партии со стороны Коминтерна приостанавливается до тех пор, пока «Коминтерн не примет другого решения» [740].
После ареста Горкича обязанности ответсекретаря ЦК КПЮ было поручено выполнять Тито. В марте 1938 года он прибыл из Парижа в Югославию для образования временного руководства КПЮ, которое должно было выполнять роль ЦК до решения «вопроса о КПЮ» руководством Коминтерна. В мае Тито создал такое временное руководство, в которое вошли А. Ранкович, М. Джилас и И. Л. Рибар [741].
Ещё находясь в Париже, Тито опубликовал три статьи, выражавшие восхищение «беспощадными чистками» в СССР. В статье «Троцкизм и его пособники» он обнаружил понимание сталинистского толкования «троцкизма», заявив: «От скрытых троцкистов часто слышишь: „Я не троцкист, но и не сталинист“. Кто так говорит, тот наверняка троцкист» [742].
В августе 1938 года Тито прибыл в Москву, где к тому времени было арестовано уже 800 югославских коммунистов. Здесь ему пришлось прежде всего написать пространное объяснение в связи с арестом его жены, немецкой коммунистки Л. Бауэр. В нём Тито сообщал, что просил жену «не иметь никаких связей с эмигрантами из Германии, так как боялся, чтобы кто-нибудь её не использовал её для вражеских целей по отношению к СССР». Тем не менее он каялся в том, что «здесь был недостаточно бдителен» и заявлял, что связь с Бауэр является «большим пятном» в его партийной жизни [743].
Впоследствии Тито называл своё пребывание в Москве самым трудным периодом в своей жизни. Он рассказал, что в то время «почти каждый югослав подозревался в троцкизме. В такой атмосфере один за другим исчезали югославские коммунисты, покинувшие родину из-за полицейского террора… вернувшиеся из Испании добровольцы, кто выжил в боях за республику, а также кто остался в Советской России после мировой войны, чтобы строить первое в мире социалистическое государство» [744].
Во время пребывания Тито в Москве ему было предъявлено обвинение в «троцкистских искажениях», допущенных при переводе им на сербохорватский язык IV главы «Краткого курса истории ВКП(б)». Это обвинение было снято лишь при рассмотрении его персонального дела Контрольной комиссией Коминтерна [745].
Как свидетельствуют архивные документы, в Москве Тито принимал посильное участие в расправах над своими товарищами по партии. Так, он написал записку на 50 страниц по поводу деятельности бывшего секретаря Сербского краевого комитета КПЮ П. Милетича, в которой называл последнего «закоренелым фракционером». Осенью 1939 года Милетич, отбывший многолетнее тюремное заключение в Югославии, приехал в Москву, где был арестован [746].
На заседании секретариата ИККИ, рассматривавшем «вопрос КПЮ», Тито выступил с докладом, в котором говорилось: «Перед
После этого секретариат ИККИ возложил на Тито полномочия по формированию нового ЦК. Перед отъездом из Москвы Тито высказал Димитрову мнение о том, что руководство КПЮ должно находиться в Югославии. «Какое руководство? — удивился Димитров.— Остался только ты, Вальтер (партийная кличка Тито.— В. Р.). Хорошо, что хоть ты есть, а то пришлось бы КПЮ распускать» [748].
В марте 1939 года Тито вернулся в Югославию, где провёл заседание «временного руководства», на котором было принято решение об исключении из партии коммунистов, арестованных в Москве, а также некоторых членов КПЮ, находившихся в Югославии и Франции,— по обвинению в троцкизме. Расследование «деяний троцкистов» он возложил на Джиласа и Карделя [749].
Расправы над югославскими «троцкистами» продолжались и во время войны. Одной из их жертв стал ближайший соратник Горкича Ж. Павлович, исключённый в 1937 году из КПЮ и выпустивший в 1940 году книгу «Баланс советского термидора», в которой описывались репрессии над югославскими троцкистами и «горкичевцами». Эта книга, на которую власти королевской Югославии наложили запрет, смогла увидеть свет лишь в конце 80-х годов. В 1941 году Павлович оказался на территории партизанской «Ужицкой республики», где был арестован. Джилас вспоминал, что Тито сказал ему: Павлович — полицейский доносчик. «Тот категорически это отрицал, даже несмотря на то, что его страшно били». Незадолго до падения «партизанской республики» Павлович был расстрелян [750].
Таким образом, единственная правящая коммунистическая партия, сбросившая в 40-х годах ярмо сталинского гегемонизма, возглавлялась лицами, запятнавшими себя активным участием в целой серии безжалостных чисток. Хотя после разрыва Тито со Сталиным советская печать называла югославских руководителей троцкистами, они не имели к троцкизму ни малейшего отношения, будучи в прошлом, напротив, закоренелыми сталинистами, истреблявшими троцкистов.
Тотальные репрессии постигли компартию Польши, к которой Сталин питал особое недоверие с 1923—1924 годов, когда её руководство выступило в поддержку левой оппозиции в РКП(б). Репрессии над польскими коммунистами начались в конце 20-х годов, когда партия раскололась на «правую» и «левую» фракции. Как отмечалось в «Бюллетене оппозиции», ещё в 1929 году «Коминтерн при помощи ГПУ „рассудил“ спор между правой группировкой ЦК Польской компартии (Барский, Костржева и др.) и левой (группа Ленского), отправив в ссылку большинство правых» [751]. С конца 20-х годов начались репрессии против активистов компартий Западной Белоруссии и Западной Украины, входивших тогда в состав Польши. В 1933 году прошли аресты «правых», объявленных агентами польского диктатора Пилсудского. В 1933—1934 годах были расстреляны несколько членов ЦК КПП и коммунистических депутатов польского Сейма, поэт Вандурский, возглавлявший польский театр в Киеве, и др.
После этих репрессий группа Ленского заявила об «уничтожении провокаторов» и «очищении атмосферы» в КПП. По приказу Сталина ЦК КПП проводил ультралевую авантюристическую политику, а затем столь же послушно переметнулся к прямо противоположной политике «народного фронта». В 1937 году очередь дошла и до этой группы. Были арестованы почти все польские коммунисты, находившиеся в СССР. Руководители КПП, в том числе её генеральный секретарь Ленский и 70-летний Барский — один из основателей социал-демократической и коммунистической партии Польши, были расстреляны.