Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая

МакГрегор Ричард

Когда двумя десятилетиями позже крупные госкомпании вроде CNOOC начали выходить на внешние рынки, социалистическая кооперация, ныне известная под новым брендом «Чайна инкорпорейтид», оказалась не только преимуществом, но и помехой. Дело усугубилось еще и тем, что от былой социалистической кооперации госпредприятий почти ничего не осталось. Вместо кооперации партия внедрила своего рода социалистическое соревнование, чтобы добиться максимальных результатов от госсектора. В XXI веке «Чайна инк.» уже не является монолитом из мемуаров Чэня — теперь она скорее напоминает крупный, алчный косяк. Следуя стадному инстинкту, китайские компании в то же время соревнуются между собой на индивидуальном уровне, чтобы — подобно рыбам, охотящимся за аппетитным кусочком — урвать себе сделки на отечественных и офшорных рынках. А скопом и под предводительством главной

рыбины по имени КПК, «Чайна инк.» конкурентоспособностью не уступает любым другим морским чудищам.

За последние тридцать лет Китай преобразился во многом благодаря неунывающему, предприимчивому духу простых китайцев, которые живо ухватились за шанс начать делать деньги, которого так долго были лишены. Куда менее понятно, каким образом компартия сумела при этом выпустить на свободу предпринимательский дух государства, да еще столь мощный. Маятник качнулся до того быстро, что проблема, стоявшая перед КПК, перевернулась с ног на голову. В 1990-е гг. Пекин беспокоился, как бы сохранить госкомпании на плаву, а к началу нового столетия реструктурированные предприятия — зачастую созданные с нуля — оказались настолько громадными, богатыми и амбициозными, что задача стала заключаться уже в том, чтобы удержать их в узде.

Десятки крупных госпредприятий, некогда слывших динозаврами рассыпающейся коммунистической системы, сумели за десятилетие трансформировать свою структуру и рентабельность. Гиганты коммунистической промышленности внезапно обзавелись миллиардными прибылями благодаря государственной антиконкурентной защите, стремительному экономическому развитию, дешевому капиталу и производственной эффективности, резко возросшей в ходе реструктуризации. В 2007 г., когда был отмечен исторический пик темпов экономического роста Китая: совокупная прибыль госпредприятий центрального подчинения достигла 140 миллиардов долларов в сравнении с почти нулевой отметкой в течение всего предыдущего десятилетия. Объем выручки в три раза превзошел показатели, зафиксированные лишь пятью годами ранее. В списке «Fortune-500», который ранжирует компании по объемам продаж, китайские предприятия сейчас парят возле самых верхних отметок, хотя раньше числились среди отстающих.

Но если Китай за этот период богател, о собственно китайском народе этого сказать нельзя. За десять лет (с 1997 г.), то есть за период ошеломительного экономического бума, доля заработной платы рабочих в ВВП страны упала весьма существенно, с 53 до 40 %. Трансформация госсектора принесла партии серьезные дивиденды, как и предсказывали участники встречи в гостинице «Пекин». Разбухающие прибыли облегчили бремя национального бюджета и укрепили финансовую отчетность государственных банков. Однако политика преференций, распространенных на госкомпании — земля, сырье и энергоносители по низким ценам — обеспечила извлечение выгод лишь для государства, в ущерб широким народным массам. Аккумулируемые государством средства не были самоцелью. Предвидя рост спроса на сырьевые материалы и учитывая сокращение запасов отечественной нефти, Пекин в 2002 г. начал активно подталкивать крупные, разбогатевшие госкомпании к занятию офшорных позиций. «Идите и становитесь крупнее и сильнее», говорило руководство страны. Не приходится удивляться, что фирмы во главе этой очереди, а именно в нефтяном и сырьевом секторах, вызывали бурную полемику практически повсюду, где появлялись.

Неуклюжая тактика Фу Чэнъюя, обернувшаяся неудачной сделкой для CNOOC, разгневала многих лиц внутри системы, но Фу сохранил свой пост, чему немало способствовала визгливая и порой ксенофобная реакция в США. Когда пришло время для следующей масштабной сделки, «Чайна инк.» показала, что вынесла много уроков. Но вот фундаментальная проблема закулисного присутствия КПК в крупных госпредприятиях так и осталась нерешенной. Та же самая завеса секретности, которую партия набрасывала на свои дела дома, затемняла роль правительства при выходе госкомпаний на зарубежные рынки. Вследствие этого иностранцы зачастую терялись при попытках понять, где же заканчивается сфера действия государства и где начинается собственно коммерческое предприятие.

В 2001 г. (году основания) «Алюминиевая компания Китая» («Чайналко») обладала всеми признаками современной и комфортабельно биполярной госкорпорации. Материнская компания была сформирована в 1990-е гг., в период драматических изменений, путем консолидирования раскидистой сети бокситовых рудников, обогатительных фабрик и заводов по выплавке первичного

алюминия вместе с их сбытовыми подразделениями. Иными словами, появился на свет второй по величине мировой производитель в рамках данной отрасли. Чтобы новая компания не приобрела склеротических привычек старого госсектора, правительство снабдило ее рыночной составляющей, приказав «Чайналко» вывести часть своих наиболее ценных активов в отдельное предприятие, «Чалко», которому предстояла регистрация на иностранных фондовых биржах в том же году.

«Красная машина» на столе Сяо Яцина, председателя правления, символизировала статус «Чайналко»: корпорация входила в список полусотни компаний, которые с точки зрения государства были принципиально важны для обеспечения национальной безопасности и экономического развития. Возле аппарата правительственной связи, соединявшего Сяо с партийной элитой, имелся и новый государственно-корпоративный атрибут: экран с текущими котировками акций предприятия на иностранных биржах. Взятые в совокупности, эти электронные устройства несли двоякий смысл. На переднем плане компании типа «Чайналко», распираемые коммерческими амбициями, следили за своими котировками с такой же придирчивостью, что и их западные конкуренты. А за кулисами партия при необходимости незаметно натягивала вожжи, сознавая, что в ее руках остались все рычаги управления. На долю руководителей вроде Сяо выпала нелегкая задача. Им приходилось одновременно жонглировать интересами компании и решать задачи, которые партия считала важными для страны. Один из критериев успеха выражался бизнес-показателями, другой — политическими результатами, и ни один из них не был до конца ясен.

Во многих отношениях олицетворение нового характера государственного бизнеса 42-летний Сяо, ставший председателем правления в 2002 г., был на десяток лет моложе Фу Чэнъюя и большинства руководителей других госпредприятий. Как и Фу, который возглавлял CNOOC, Сяо обладал всем предписанным багажом бизнес-администратора высшего эшелона. Он был членом ЦК КПК, а также председателем совета директоров и секретарем парткома «Чайналко». Сяо принялся развивать компанию в разных направлениях, диверсифицируя ее хозяйственную деятельность: занялся медью и редкоземельными элементами дома, а за рубежом принимал личное участие в переговорах по бокситовому руднику на севере Австралии. Не прошло и нескольких лет, как страна поручила ему задачу настолько исполинскую, что перед ней померкли любые прежние успехи не только «Чайналко», но и любого другого китайского госпредприятия.

Дело в том, что в ноябре 2007 г. крупнейшая в мире горнодобывающая компания «Би-эйч-пи Биллитон» объявила о намерении поглотить своего главного англо-австралийского конкурента «Рио-Тинто» — и это известие всполошило Пекин. Китай увидел в этой сделке (первоначально объемом 127, а затем и 147 миллиардов долларов, что делало ее на тот момент второй по счету в истории) недвусмысленную угрозу — сделка могла привести к почти полной монополизации, особенно в области железорудной торговли. За пятилетний период до 2008 г. цены на железную руду выросли пятикратно. Одной из причин явился экспоненциальный спрос на руду в самом Китае. Но ничуть не менее важным фактором был дефицит предложения, за что, по мнению Китая, надо винить крупнейшие горнорудные компании, которые отказывались вкладывать достаточные средства в развитие. Политбюро быстро приняло решение встать на пути сделки, и этот шаг как никогда ярко высветил роль «Чайна инк.» на мировой арене.

«Чайналко» предприняла попытку осуществить крупнейшее в истории Китая зарубежное капиталовложение по выкупу д% акций «Рио-Тинто» за 14 миллиардов долларов на лондонском фондовом рынке. Памятуя об ошибках CNOOC, Сяо немедленно провел серию упреждающих мер, раздавая интервью зарубежным СМИ с доселе невиданной для главы китайского госпредприятия активностью. Кроме того, он слетал в Австралию, чтобы лично успокоить встревоженных политиков насчет намерений «Чайналко». Публичные высказывания Сяо были выдержаны в едином ключе. «Чайналко» принадлежит государству, однако функционирует без стороннего вмешательства. «Все управленческие и коммерческие решения принимаются нами самостоятельно», — говорил он. Однако, к досаде Сяо — и его политических хозяев, — все заверения в автономности на обоих этапах сделки с акциями «Рио-Тинто» натыкались на глухую стену недоверия, с которой в свое время столкнулась и корпорация CNOOC, нацелившаяся на «Юнокал». Внекоммерческие мотивы, стоявшие за поступком «Чайналко», всплывали один за другим, и это неудивительно.