Партизаны Е.И.В.
Шрифт:
– Полагаешь...
– Когда стоит выбор между существованием России и честью, благородный человек всегда выберет Россию.
Хорошая у Марии Фёдоровны жизненная позиция. И, главное, удобная. Но, с другой стороны, почему бы и нет?
Петербург готовился к обороне. Готовился привычно и деловито, будто вражеские полчища подступали к нему с регулярностью раз в полгода, если не чаще. В самом городе приготовления почти незаметны, разве что сложенные на тротуарах штабеля заполненных песком мешков бросаются в глаза, но в ближайших пригородах работа кипит вовсю.
Чуть в стороне от этого чётко спланированного и разумно организованного беспорядка группа собралась группа учёных из Академии Наук. И не просто собралась - ждут Высочайшего прибытия для проведения испытаний нового, и по их словам, сверхмощного оружия. Уж не знаю, что напридумывали, но по предварительным докладам это чудо способно изменить ход войны одним-единственным применением. Потом будет достаточно лишь угрозы использования. Именно его я и подразумевал в разговоре с Марией Фёдоровной, рассказывая о грязных и неблагородных методах ведения военных действий.
Место испытания, десятин четыреста, оцеплено казаками, предупреждёнными об опасности, и потому держащимися на значительном отдалении. Это внутреннее кольцо охраны, а внешнее обеспечивают кадеты военных училищ под командованием совсем юного лейтенанта. Тоже правильно, пусть смолоду привыкают к подпискам о неразглашении.
Наш кортеж встречают. Сияющий как новенький рубль Аракчеев, именно он курирует научные разработки, предъявляет пропуск. Строго тут у них, как погляжу. Даже излишне строго - зачем Алексею Андреевичу пропуск, если он сам их выписывает? Ладно, не буду влезать в чужую епархию, надо, так надо.
– Доброе утро, господа!
– приветствую застывших в почтительном молчании академиков.
– Чем порадуете на этот раз?
Нет, среди них не только академики, есть и помельче чином. Вон вдалеке мелькает приват-доцент Московского университета с вышитыми серебром знаками различия на форменной шинели. Да, мне всегда нравилась некоторая военизированность сугубо мирных учреждений, будь то министерство, школа или университет. Дисциплинирует! Ненадолго, к сожалению.
Но её, дисциплины, хватило, чтобы никто не кинулся рассказывать о собственных заслугах перед Отечеством и лично государем. Никто не расталкивал локтями коллег, дабы припасть к ногам величайшего покровителя науки и искусства. Да, не удивляйтесь, такие эпитеты тоже приходилось выслушивать. Правда уже давно, и не от этих. К лести склонны математики и историки, а химики с механиками более сдержаны в проявлении чувств. Вообще любых чувств, включая верноподданнические.
– Ваше Императорское Величество!
– граф Аракчеев взял инициативу в свои руки и жестом пригласил выйти вперёд того самого приват-доцента.
– Позвольте представить Вам изобретателя и исследователя Евгения Михайловича Ипритова!
– Может быть мне сначала стоит выбраться из возка, Алексей Андреевич?
– проворчал я в попытке скрыть за сварливым тоном некоторое замешательство от услышанной фамилии. Что-то нехорошее она мне напомнила.
– Да, конечно же!
– министр обороны выпрыгивает из санок и протягивает руку.
Ну его к чёрту, обойдусь без помощи, не старый ещё. Ну и где тут наш изобретатель?
– Здравствуйте, Евгений Михайлович.
Тот смущённо бормочет нечто похожее на приветствие, и пытается принять вид согласно "Воинскому артикулу". Получается плохо - лихости хоть отбавляй, а вот придурковатости нет. И откуда ей взяться, если с детства не привита? Лицо открытое и приятное на вид, щёки румяные, из-под форменной бобриковой шапки-пирожка выбиваются русые кудри. И в плечах почти столько же, сколько я ростом. Хоть сейчас пиши с него картину "Добрыня Никитич и гранит науки". Ни за что не скажешь, что это создатель страшного оружия, совершенно не похож на негодяя и изувера.
– Рассказывайте, господин Ипритов.
Приват-доцент справился с волнением и произнёс:
– Видите ли, Ваше Императорское Величество...
– Называйте меня просто государем, Евгений Михайлович. Так будет короче, а краткость, как известно, сестра таланта.
– Да, Ваше... то есть, государь. Так вот... производя опыты с некоторыми соединениями...
– Давайте обойдёмся без терминов.
– Хорошо, государь. Производя опыты, я получил новое вещество. Или соединение, как вам будет угодно. Некая жидкость, имеющая, скажем так, ряд замечательных свойств.
Нет, всё же он маниак. Но маниак полезный в данный момент, и будет глупостью с моей стороны мешать течению научной мысли.
– Как и положено, - продолжал Ипритов, - о результатах опыта было доложено начальнику секретного стола Московского университета капитану Громыко. А он, в свою очередь, рекомендовал озаботиться практическим применением данного изобретения. Но об этом пусть доложит непосредственный руководитель технической частью. Прошу вас, Кирилл Владимирович.
Пухлый, похожий на колобка человечек выкатился из толпы и суетливо поклонился:
– Ваше Императорское Величество, разрешите засвидетельствовать...
– Не разрешаю. Давайте сразу по существу.
– Заведующий кафедрой точной механики и металловедения Подполянский, государь!
– к чести Кирилла Владимировича, он нисколько не смутился обрывом дежурных славословий и тотчас перешёл к делу.
– Общими усилиями нашей кафедры и лаборатории баллистики Академии Наук, сотрудники коих здесь присутствуют, разработано несколько видов снарядов, способных доставить новооткрытое вещество на дальние расстояния. От бомбических ядер и пушечных гранат пришлось отказаться, так как под воздействием высоких температур оная жидкость теряет полезные свойства и разлагается на безобидные составляющие.
Как перед студентами выступает, однако. Движения потеряли суетливость, и весь вид учёного приобрёл сосредоточенную величавость. Молодец. И тоже маниак.
– Первый снаряд представляет собой усовершенствованную ракету Кулибина-Засядько и летит на расстояние до восьми вёрст. Точности, разумеется, никакой, потому рекомендуем применять их для массированных обстрелов не менее пятидесяти штук в залпе.
Продполянский сдёрнул холстину с длинного стола, предлагая полюбоваться плодами человеческого гения, воплощёнными в металле.