Партнер для танго
Шрифт:
— А тебе надоел незаконный? Если он тебе надоел, для чего нужен законный? Ничем не будет отличаться. В лучшую сторону — точно. — Ирина говорила быстро, словно много раз отвечала на подобный вопрос.
— Послушай, — он стиснул ей пальцы, — скажи мне, почему ты упираешься?
— Кирилл, зачем? Для чего — сейчас? — Она поморщилась.
— Разве нам плохо вместе? — Он привлек ее к себе.
— И я о том. Нам хорошо вместе. Это главное.
— Тогда почему — нет?
— Тогда почему — да?
Он поморщился, волоски на усах
— С тобой интересно разговаривать, — заметил он. — Ты на самом деле необычная женщина. Я всегда думал, что каждая из вас мечтает выйти замуж. Я готов сделать тебе такой подарок, а ты…
Ирина засмеялась.
— Если тебе не нравится мое предложение как подарок женщине, давай рассмотрим вопрос с другой стороны.
— Влез на трибуну? — насмешливо заметила она.
Но он не отозвался на шутку.
— Желание выйти замуж — нормальный природный инстинкт. Каждая из вас хочет удачно выйти замуж, — настаивал он.
Она вздохнула.
— Инстинкт, — повторила она. — Может быть. Но чем дальше человек отходит от первобытных предков… то есть от приматов, — уточнила она, — тем большее число инстинктов он утрачивает. — В ее голосе звучала насмешливая назидательность.
— Чем же, по-твоему, такой человек живет? — спросил он, поглаживая ее плечо.
— Разумом.
— Ага, а он, разум, тебе подсказывает: не стоит выходить за меня официально? — В голосе Кирилла звучала обида и еще что-то, чему Ирина не могла дать точного определения. Ей послышалась в его тоне легкая, едва уловимая угроза.
— Разум подсказывает, — объясняла она, — что замуж надо выходить, когда есть для этого… — она искала подходящее слово, — неотвратимые причины. Например, желание завести детей.
— У тебя такого желания нет, — ровным голосом заключил он.
— Пока нет. Можно подумать, ты этого хочешь, — усмехнулась она.
— Пока нет, — повторил он за ней.
— Тогда зачем? Я снова спрашиваю тебя — зачем?
— Чтобы ты никуда не… делась.
— Не смеши меня. — Ирина махнула рукой.
— Хорошо, не буду. — Он кивнул, глядя не на нее, а в окно, за которым серел короткий зимний день. Третий час дня, а уже сумерки. — Что ж, в таком случае, — он перевел взгляд на часы в углу комнаты: маятник, размером с большой медный половник, неспешно качался. — Если елка — то, чего ты хочешь, пойдем.
— Хочу.
— Одеваемся, — скомандовал он.
2
Семья Вахрушевых жила в центре города, на улице с переменчивой судьбой, как с иронией говорил Александр Иванович, отец Кирилла. Она побывала пешеходной — недолго. Потом в нее снова впустили поток автомобилей. Улица родилась со своим именем, затем, в угоду времени, название поменяли на революционное. А теперь она опять взяла «девичью фамилию» — Московская.
Но сам дом, построенный давно и на совесть, продолжал оставаться надежным и крепким в разные времена. Благодаря усилиям и житейской ловкости, в этом доме у Вахрушевых было две квартиры. Одна над другой. В нижней жили старшие, над ними — молодые. Состав молодых и старых менялся вместе со сменой поколений, но принцип расклада оставался прежний.
С некоторых пор верхняя квартира отошла Кириллу. Под ним жили родители и младший брат.
Кирилл очень скоро после знакомства пригласил Ирину домой, познакомить с семьей. Но она не торопилась. А что такого она увидит? Его отца, его мать? Ее представления о семье разбивались о собственный опыт — в семье Ирины каждый жил и живет сам по себе, хотя кто-то кого-то любит. Или любил. Или собирался полюбить сильнее…
Для самой Ирины все были любимыми. Бабушка, мать, отец… Но она не могла себе представить, чтобы они сблизились по-настоящему.
После долгих уговоров она все-таки согласилась прийти к Вахрушевым на воскресный обед. Познакомилась с ними и удивилась. Она почувствовала то, чего никогда не ощущала прежде.
Вахрушевы — это семья. В ней у каждого своя роль и свое место. Мать Кирилла преподавала математику в колледже. Отец — историк, профессор пединститута. Этот институт, как и улица, — тоже с «гибкой судьбой», шутил он. А потом добавлял:
— И мы должны быть такими.
Дело в том, что в новые времена институт стал гуманитарным университетом. Младший сын Вахрушевых, Павлик, — студент-юрист. Семья определила ему будущую роль — нотариус. Его главное дело — вернуться на общий путь Большой Семьи, которая издавна принадлежала к судейско-прокурорским кругам, как говорил отец Кирилла.
— Павлик буквоед. У него получится. Кирюшка всегда мыслил широко, ему тесно в узких рамках закона. — Сказал и сам рассмеялся. — Звучит двусмысленно. Но мы свои, понимаем, о чем речь. Это я выпал из гнезда Вахрушевых. Меня смутил свежий ветер, я поддался ему, распустил крылья. Улетел в историю… — Он снова усмехнулся. — Тоже звучит двусмысленно. Следом за мной устремился Кирилл. Мы хотели вырастить новую ветвь Вахрушевых-ученых. Расширить сознание рода, если угодно. Нас, конечно, нельзя назвать бесполезными для остальных Вахрушевых. Мой институт выучил всех, кого не могли бы выучить другие заведения. — Он подмигнул Ирине.
Все за столом понимающе рассмеялись.
— Но мы вернемся на свой главный путь через Павлика. А также через новые поколения Вахрушевых.
Она поймала на себе взгляд Александра Ивановича, но не отозвалась на него. Ирина понимала, что ее готовы наделить ролью в семье. Ирина не хотела торопиться.
Да, в этой семье даже собака-такса Фрюня и кот с собачьим именем Шарик занимали свое собственное место. Фрюне принадлежало кресло, обтянутое зеленым гобеленом, — мать Кирилла Татьяна Михайловна считала, что блестящая темно-рыжая шерсть украшает зелень обивки. Шарик, серый, как дым костра, подчеркивал сочность вишенно-бордового гобелена.