Паруса для Марии
Шрифт:
— А я здесь… ужинаю, — проговорила Мари и растерянно посмотрела на единственную чашку кофе — есть не хотелось совершенно. Да и кофе на ночь… Фройляйн Зутер прочитала бы длинную лекцию относительно вредного действия кофеина на организм — на сон грядущий.
— Можно к вам присоединиться? Поужинаем вместе. Вы ведь еще не уходите? — спросил Зимин.
У старпома был сумасшедший день. Но проблемы на работе были для Михаила привычны и даже не слишком выводили из себя, если вечер можно было провести в тишине и одиночестве. В этот вечер он решил поужинать в одной
Едва Зимин вошел в кафе, как увидел единственную посетительницу — владелицу белой нелепой змеи. И вот теперь, напросившись к госпоже д'Эстен в компанию, он понял, что, если она сейчас уйдет, сегодняшний день можно будет считать самым отвратительным за долгие годы. И тогда все, что останется, идти к капитану Долгову и ворчать дуэтом.
— Присаживайтесь, — улыбнулась Мари, показав глазами на стул напротив, — по-моему, для моего сегодняшнего настроения это идеальное место. Каперна… Почему Каперна? Какое-то волшебное слово.
К ним подбежала официантка в милом строгом платье с белым воротничком, явно повторяющем стиль начала двадцатого века. Оставила меню. И так же быстро удалилась.
— Не скажу вам наверняка, откуда это название. Но могу предположить, что кто-то очень любит Грина. Это русский писатель, — сказал он, глядя прямо в глаза девушки.
«А видок у меня, вероятно, сейчас очень глупый», — подумал Зимин, взял меню и углубился в его изучение.
— И чем мы с вами будем ужинать? — попытался он пошутить.
Мари открыла, было, рот, чтобы сказать, что не голодна, но вдруг поняла, что хочет есть. Очень. Ужасно сильно!
— Чем угодно! — выпалила она. — Лишь бы сладкое. Раз уж я и так нарушила все правила, то после шести — самое время для сладкого.
Михаил весело закрыл меню и подозвал официантку.
— Значит, начнем с рыбы, картофельного салата и вина. Рислинг. А завершим сладким с горячим шоколадом. Он здесь очень вкусный, — сказал он, уже глядя на Мари.
Понятливая барышня снова удалилась.
А пассажирка внимательно разглядывала его лицо. После чего очень серьезно спросила:
— А Каперна — это из какой книги?
— Каперна? Это городок в «Алых парусах». И, кажется, еще в каких-то рассказах. Не помню, давно читал, — Зимин нахмурился, подумав, что это было не просто давно, а очень давно. И было ему примерно столько же, сколько сидящей сейчас напротив него девушке. «Ну, и куда тебя несет, Зимин?»
Но остановиться не получилось.
— Вам, наверное, понравится Грин.
— Грин?
— Да, Александр Грин.
Снова появилась официантка, принесла заказ, и это дало возможность заняться едой, которую хотелось послать к черту, когда хочется просто разглядывать ее и слушать, как она говорит. Неважно о чем. Только бы говорила. Но говорит она так мало.
— Что вам нравится больше всего? — спросил Михаил, желая слышать ее голос.
Мари пристально смотрела на свечу, которую зажгли на их столике, когда стемнело. Огонек чуть подрагивал, пританцовывал на легком сквозняке. От вина появилась какая-то легкость. Почти невесомость. И ей самой отчего-то хотелось теперь танцевать. Но в маленькой Каперне, где играла тихонько инструментальная музыка, и где почти никого не было, совсем мало места.
— Больше всего — море, — просто ответила она. Нет, была тысяча вещей, которые она любила тоже — отца, книги, Париж, фройляйн Зутер. Но сегодня — море. И свечи. — А вам? Что нравится вам?
Она любит море. Как хорошо, что она любит море.
— Море — это моя жизнь. Я тоже люблю его и не представляю, что мог бы жить как-то иначе. Но сейчас мне нравится быть здесь рядом с вами. В этом пустом кафе. За этим столом.
Он отодвинул пустую чашку и положил руку рядом с ее рукой, почти касаясь пальцев.
Так просто. И одновременно отчаянно страшно — прикоснуться. Мари чувствовала, что ее собственные руки сейчас холодные, как лед. Несмотря на вино, несмотря на чашку горячего шоколада. Просто потому, что его ладонь была так близко, а она не решалась ни убрать свою, ни придвинуть.
— Мне тоже нравится, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. Потому что ей только девятнадцать лет. Потому что они знакомы второй день. И потому, что еще вчера она собиралась замуж.
А впрочем, последнее, похоже, было ни при чем.
Возле нее сидел совершенно незнакомый мужчина — старше, опытнее. Он был привлекателен. Иначе, чем мужчины, которые ей нравились. Темно-русые волосы с длинной челкой, откинутой назад. Лоб открыт. Глаза карие, глубокие, с танцующими в них отблесками свечи. И удивительно светлые при том, что здесь было не очень светло. Улыбка, игравшая на его губах, ей нравилась тоже. Было в ней нечто почти знакомое, уютное… умиротворяющее. И вместе с тем он взволновал ее — намеренно или был сам взволнован? И Мари совершенно точно знала, что утром она проснется с единственной мыслью — что это было? И он проснется так же — то, что у нее большие проблемы, он не мог не заметить. Зачем связываться?
И все-таки выпалила:
— Идемте на палубу. Там, должно быть, слышно музыку. А здесь совершенно негде танцевать.
Сама взяла его за руку, лежавшую так близко. И только потом сообразила, как беззастенчиво пригласила его на танец, правда, краснеть было поздно.
«Ты рехнулся? Она ребенок совсем!» — мысленно в который раз возопил Зимин, почувствовав, как ее холодные пальцы прикоснулись к его руке. И тут же бережно сжал их, желая согреть.
Танцевать на палубе — этому сложно было сопротивляться. Ведь это единственная возможность притянуть ее к себе как можно ближе. Держать в своих руках. Прижаться, будто случайно, щекой к ее волосам. Но позволить себе этого он не мог. Даже если это всего лишь танец. Она не в себе. Еще вчера она была сбежавшей невестой. Сегодня подвернулся он. Завтра она вспомнит своего жениха. И пожалеет обо всем. Может, даже сойдет в ближайшем порту и вернется домой. И правильно сделает.