Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв
Шрифт:
На шканцах совещались, что делать дальше. Стоя по пояс в пенных бурунах очередной волны, офицеры решали свою судьбу и судьбу своих подчиненных. Решение было единогласным и скорым: бросать за борт все тяжести, хоть немного облегчая судно, а затем свозить команду на берег.
В воду полетели пушки и ядра, пороховые бочки и запасной такелаж, но толку от всего этого было мало. «Флору» все так же неистово колотило о камни, и каждый новый удар казался всем последним…
В полдень 28 января капитан-лейтенант Кологривов решился, наконец, покинуть судно.
— «Флору» нам уже не спасти! — сказал он. — Попытаемся
С большим трудом удалось спустить последний, еще не разбитый четырехвесельный ял. По перлиню, закрепленному на корвете, на нем отправился к берегу лейтенант с четырьмя матросами-добровольцами. Офицер решился добраться до берега, закрепить там другой конец перлиня и затем по нему на яле начать переправлять команду с корвета. Но храбрецам не повезло. Прибоем ял разнесло в щепки на камнях. Однако добровольцы все же дело свое сделали. Они не только спаслись сами, но и сумели удержать ходовой конец перлиня, который тут же и закрепили на ближайшем камне.
Теперь матросы по одному бросались в кипящую воду и, держась за перлинь, плыли к берегу. Со спасением надо бы торопиться, так как «Флора» трещала не переставая.
— Жив останусь — по возвращении мастера Исакова в усмерть упою! — стараясь перекричать шум прибоя, кричал старшему офицеру Кологривов. — За то, что судно столь добросовестно сработал. Схалтурил бы — и лежать нам всем уже на дне!
Эвакуацию команды начали с самых молодых матросов. К ночи на берег были уже свезены все матросы и лоцман-черногорец. Затем переправились офицеры и боцман. Последним, оставшись верным букве устава, покинул «Флору» Кологривов. Перед тем как прыгнуть в воду, капитан-лейтенант в последний раз оглядел свое погибающее судно:
— Прощай, «Флорушка», так уж получилось! — словно извиняясь, бросил он ей на прощание.
Лицо командира в этот миг было мокрым, то ли от брызг, то ли от слез, кто знает…
Во время переправы на берег погибли шесть малолетних юнг. Не умея хорошо плавать, они быстро слабели, выпускали из рук канат и шли ко дну. Крики погибавших заглушал рев шторма, и никто не мог уже им ничем помочь…
Измученная окоченевшая команда собралась на берегу. У кого-то из офицеров в кармане сюртука нашелся кремень. С его помощью кое-как высекли огонь. Развели костры. Немного обсушившись, улеглись спать. Ветер был по-прежнему холоден, а проливной дождь быстро залил костры. Однако люди, тесно прижавшись друг к другу, спали как убитые.
На рассвете проснувшись, они увидели, что от их красавицы «Флоры» остался только несуразный, избиваемый волнами остов. Глядя на это тягостное зрелище, многие плакали. Корвета «Флора» более не существовало.
Спустя месяц останки разбитой волнами «Флоры» обнаружит бриг «Феникс». По приказу командира брига остов несчастного судна будет сожжен. Однако о судьбе спасшихся моряков ничего узнать тогда не удалось.
Страшный шторм, помимо «Флоры», погубил и бриг «Аргус», тот самый, что был совсем недавно куплен в Англии. По ошибке лоцмана «Аргус» был поставлен на мель у Корфу и уничтожен штормовыми волнами. Команду и грузы его, впрочем, спасли. Потерпели от шторма и союзники-англичане. Британский флот потерял 64-пушечный линейный корабль «Афинянин», разбившийся о каменную скалу у Сицилии. При этом погибли капитан Рейнсфорд и три с лишним сотни матросов.
Албанский берег у скал Дураццо издавна славился разбойничьим людом. Бурное море часто приносило тамошним жителям добычу, разбивая о камни суда. Горе было попавшим на прибрежные скалы — не многие оставались в живых. Но и добравшихся до берега ждала не менее страшная участь, чем погибших. Албанцы смотрели на них как на вполне законную добычу. Спасшихся тут же убивали или же продавали в рабство, а останки судна грабили.
Разумеется, команда «Флоры» об этих обычаях местного населения ничего не слышала. Придя в себя от пережитого, капитан-лейтенант Кологривов первым делом провел перекличку и занялся выяснением местонахождения своей команды.
Окружающий пейзаж был достаточно неприветлив. Вокруг громоздились мрачные скалы. Далее шли покрытые лесом горы и, наконец, виднелась какая-то деревушка. Пока матросы и офицеры оглядывались и приводили одежду в порядок, послышался конский топот. К берегу прискакали три албанца. Больше жестами, чем словами они выразили свое сочувствие случившемуся и попросили показать старшего. Кологривов вышел вперед. Всадники объяснили, что они посланы пригласить капитана в деревню к местному аге. Тот якобы пригласил Кологривова разместиться с людьми у него, покуда не будет решен вопрос об отправлении потерпевших крушение на Корфу. Кологривов от приглашения поначалу отнекивался, больно уж не хотелось отделяться от команды, но албанцы были настойчивы, и командиру «Флоры» пришлось согласиться.
— Попробую договориться насчет какой-нибудь требаки, чтобы подкинули нас до Корфу! — сказал он старшему офицеру. — Вы — за меня!
С собой Кологривов взял двух мичманов — Сафонова и Клемента — да лоцмана-черногорца, который мог немного говорить по-албански. Особой тревоги у капитан-лейтенанта не было. С Турцией еще действовал мир, а потому потерпевшие крушение могли рассчитывать на уважительное отношение и помощь.
До деревни добирались долго, часа три. У околицы навстречу к русским морякам внезапно бросилось несколько десятков албанцев. Они с какой-то хищной радостью размахивали у лиц офицеров своими кривыми саблями.
— Учуяли добычу, шакалы! — переглянулись мичмана. — Кажется, будет нам весело!
— Ведите нас к своему aге! — не потерял присутствия духа Кологривов.
Албанцы было заупрямились, но решительность капитан-лейтенанта возымела действие, и офицеров повели к дому на центральной площади деревни.
Ага появился на крыльце, приветливо поздоровался с Кологривовым, пригласил офицеров к себе, но собравшаяся к этому времени поодаль толпа, думая, что начальник хочет присвоить их добычу, ворвалась в дом и, схватив моряков, потащила их в какой-то сарай, где и закрыла. У дверей для стражи поставили несколько подростков с саблями.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — сокрушенно произнес Кологривов, когда за спинами пленников опустился тяжелый засов.
— Не Юрьев, Всеволод Семеныч, а дьявольский! — подал голос мичман Миша Сафронов. — Вот уж попали так попали!
В завязавшейся драке в доме деревенского аги мичману сильно разбили лицо, и теперь он, присев на корточки, обтирал кровь рукавом рубахи. Из темноты сарая натужно блеяли козлы.
— Вот и соседи нам для компании! — нервно засмеялся Клемент. — Почти светское общество!