Пассажир без багажа

Ануй Жан

ГАСТОН. Значит, мне предстоит узнать еще что-то?

ЖОРЖ. Ты был ребенок, да, ребенок, барахтался один в этом неустроенном мире. Мама с ее твердыми принципами пыталась на тебя воздействовать, но, очевидно, бралась за дело неловко, только натыкалась на твое сопротивление, и в результате ты еще больше замыкался. А у меня не было достаточного авторитета… Ты совершил огромную глупость, и, помимо всего, она стоила нам больших денег… Мы, старшие, как тебе известно, были на фронте. Поэтому-то юноши, твои ровесники, считали, что им, мол, все дозволено. Ты захотел заняться делами. Только верил ли ты сам в успех? Или это было просто предлогом, чтобы легче осуществить

какие-то свои планы? Лишь ты один сможешь нам сказать это, когда к тебе полностью вернется память. Словом, ты околдовал — да-да, именно околдовал — одну пожилую даму, давнишнюю нашу приятельницу… Тебе удалось уговорить ее внести в дело весьма значительную сумму — что-то около полумиллиона франков. А сам ты стал как бы посредником. И выдал фальшивый вексель на бланке Компании, разумеется, существующей только в твоем воображении… Подписывал поддельные векселя. В один прекрасный день все открылось. Но было уже слишком поздно. У тебя осталось всего несколько тысяч франков. Ты растранжирил все остальное бог весть в каких притонах, злачных заведениях, женщины, приятели… Понятно, мы покрыли всю эту сумму.

ГАСТОН. Меня воистину восхищает та радость, с какой вы готовитесь вновь принять в лоно семьи вашего брата.

ЖОРЖ(опустив голову). Ты бы еще больше восхитился, Жак…

ГАСТОН. Как?! Значит, за ним числится еще что-то?

ЖОРЖ. Поговорим об этом в следующий раз.

ГАСТОН. Почему в следующий?

ЖОРЖ. Так будет лучше. Пойду позову маму. Она, должно быть, беспокоится, что ее не зовут.

ГАСТОН(жестом останавливая его). Можете сказать мне все. Я почти уверен, что я не ваш брат.

ЖОРЖ(молча глядит на него; потом глухим голосом). Однако вы очень на него похожи. То же лицо, но словно какой-то шквал прошел по нему…

ГАСТОН(улыбаясь). Ведь восемнадцать лет! И ваше лицо, разумеется, тоже изменилось, хотя я не имел чести видеть, вернее, помнить его без морщин.

ЖОРЖ. Не только в морщинах дело. Это больше, чем морщины, это неизгладимые пометы времени. Но пометы эти не избороздили ваше лицо, черты не только не стали жестче, напротив, смягчились, разгладились. Будто по вашему лицу прошел шквал нежности и доброты.

ГАСТОН. Да. Только теперь я понял, сколь многое способствовало тому, чтобы лицо вашего уважаемого брата не слишком дышало нежностью.

ЖОРЖ. Вы ошибаетесь. Правда, он был жестокий, непостоянный, легкомысленный, порой действовал бессознательно… Но… но я любил его, вопреки всем недостаткам. Он был красивее меня. Возможно, не умнее — я имею в виду тот ум, что требуется в школе или на экзаменах, — но эмоциональнее и уж наверняка более блестящий… (Глухим голосом.) Более обольстительный… А знаете, он тоже меня любил, по-своему, конечно. Питал ко мне, во всяком случае подростком, нежность и признательность, а это меня, понятно, трогало. Потому-то мне так тяжело было узнать… (Склоняет голову, будто на нем лежит вина.) Я его возненавидел, да, возненавидел… А потом, и очень скоро… уже не мог на него сердиться…

ГАСТОН. Но за что?

ЖОРЖ(поднимает голову, глядит в глаза Гастону). Это ты, Жак?

ГАСТОН пожимает плечами.

Сколько я ни твердил себе, что он мальчишка,

что в глубине души он слабый, как все неистовые… Сколько я ни твердил, что летним вечером так нелегко устоять перед такими прекрасными свежими устами, особенно если уезжаешь на фронт… Твердил, что я был далеко, что она тоже была почти ребенок…

ГАСТОН. Я не совсем вас понимаю. Он отбил у вас любовницу?

Пауза.

Жену? Вашу жену?

ЖОРЖ утвердительно кивает.

(Глухо.) Подлец!

ЖОРЖ(губы его чуть трогает грустная улыбка). Возможно, это были вы!

ГАСТОН(помолчав, дрогнувшим голосом). Вас зовут Жорж?

ЖОРЖ. Да.

ГАСТОН(глядит на него, потом берет его руку с неловкой нежностью). Жорж…

Г-ЖА РЕНО(появляется в холле). Ты здесь, Жак?

ЖОРЖ(ему стыдно своего волнения, выступивших на глазах слез). Простите, я пойду. (Быстро уходит в противоположную дверь.)

Г-ЖА РЕНО(входит в комнату). Жак…

ГАСТОН. Да?..

Г-ЖА РЕНО. Угадай, кто явился?.. Ах, какая наглость!

ГАСТОН(устало). Ко мне еще не вернулась память… так что угадывать…

Г-ЖА РЕНО. Тетя Луиза, дорогой! Да-да, тетя Луиза!

ГАСТОН. Тетя Луиза? А в чем же тут наглость?..

Г-ЖА РЕНО. Уж поверь мне… После того, что произошло! Если она попытается прорваться к тебе, будь добр — откажись ее видеть. Как же она тогда себя вела!.. Впрочем, ты всегда терпеть ее не мог. Но особенно ты ненавидел, дорогой мой, среди всей нашей родни кузена Жюля, питал к нему настоящую ненависть, что, впрочем, вполне оправданно.

ГАСТОН(по-прежнему стоит не шевелясь). Оказывается, я питаю настоящую ненависть, которая мне даже неведома…

Г-ЖА РЕНО. К кузену Жюлю? Но знаешь, что с тобой устроил этот негодяй? Выдал тебя на выпускном экзамене, донес, что при тебе таблица логарифмов… Нет-нет, необходимо рассказать тебе все эти истории, а то, чего доброго, ты способен улыбаться таким людям, ведь ты ничего не помнишь!.. И Жерар Дюбюк, он тоже наверняка к нам явится и будет рассыпаться перед тобой в любезностях… А ведь чтобы поступить на службу в Компанию, он оклеветал тебя перед дирекцией только потому, что у тебя было больше шансов туда попасть благодаря дядиной протекции. Лишь позже мы узнали, что это он все испортил. О, хочу надеяться, что ты просто захлопнешь перед ним дверь, как, впрочем, и еще перед кое-кем… Я потом скажу, перед кем именно… перед всеми, кто тебя гнусно предал.

ГАСТОН. Прошлое человека, оказывается, полно приятных сюрпризов!..

Г-ЖА РЕНО. Зато придется поцеловать дорогую мадам Букон, хотя после того, как ее разбил паралич, это не совсем аппетитная процедура. Она присутствовала при твоем появлении на свет.

ГАСТОН. Это еще не достаточно уважительная причина.

Г-ЖА РЕНО. И, кроме того, она выходила тебя, когда ты болел воспалением легких, и я тоже в это время лежала больная. Она спасла тебе жизнь, дружок!