Пассажир дальнего плавания

Пунченок Александр Ефимович

— Да, — сказал Дроздов, будто не расслышав яшкиного объяснения, — мать у тебя хорошая женщина. — Он вздохнул. — И отец был хороший.

— Чего и говорить, — с умилением вспомнил Яшка, — в газетах про него писали.

— Отец твой был замечательный человек. Помню, работал я с ним на Пантелеевой полуострове. Время случилось позднее, осеннее, возвращаться пора, а парохода всё нет и нет: задержался где-то. У нас уже продукты кончались, и патрона ни одного не оставалось. Верно, запасы большие были сделаны на острове Заячьем, но туда сто километров

пути. Уйдешь за продуктами, а здесь пароход явится и не застанет нас. Вот беда-то! Я тогда говорю твоему отцу: «Ты, Иван Кондратьевич, останешься здесь пароход караулить, а я пойду на остров Заячий». — «Ладно», — только и сказал он. Ну, оставил я ему еды, сколько возможно оставить было, а сам двинулся в путь. Думал я в неделю управиться, и продуктов у него было не более, чем на это время, да вышло всё не так. Ударили морозы, пурга закрутила, и вернулся я только через три недели. Но отец твой не трогался с места. Как приказано ему было, так он и сделал; голодный сидел уже вторую неделю, а никуда не ушел. Вот какой это был человек.

Профессор умолк. Мальчик сидел как завороженный. Разве не герой его отец? Этот рассказ можно было слушать без конца.

— А пароход? — с нетерпением спросил Яшка.

— Пароход пришел и забрал нас, — сказал профессор.

— Во! — заключил Яшка.

— Да, — вздохнул Дроздов, — а вот ты матери не послушался. Значит, не похож ты на своего отца.

И тут только Яшка понял, зачем профессор рассказал ему эту историю.

— А почему у вас перьев в каюте столько? Подушка рвется, что ли? — поспешил он перевести разговор на другую тему.

Дроздов улыбнулся.

— Это я птиц изучаю, специальность у меня такая.

— Изучать всё надобно сквозь микроскоп, — с видом знатока заявил Яшка, — а перья в каюте от подушки бывают.

— Хочешь помогать мне? — вдруг предложил профессор.

— Как это?

— Глупышей умеешь ловить?

— Которых?

— Чаек, большие такие.

Яшка привык с ребятами говорить про всё: «умею» и здесь чуть было не сказал, но посмотрел на профессора и понял, что с ним следует держаться осторожно.

— Не умею, — сознался он чистосердечно.

— Дело не хитрое, — сказал профессор, — идем, научу.

Они вместе вышли на палубу и направились к корме.

Собаки кинулись за ними, но Дроздов пугнул их, и они отстали.

Уже на корме он достал из кармана несколько мотков шпагата с крючками и подал их Яшке.

— Держи.

Из другого кармана он вытащил пригоршню хлебных крошек.

— Вон тех маленьких чаек, — показал профессор, — никак не поймаешь, осторожные они очень. А вот большие белобрюхие — это глупыши, они, словно рыбы, на крючок ловятся.

— Не пойдут, — усумнился Яшка, — надо бы из ружья.

— Чудак-человек, тогда они в воду упадут, а мне нужно чучела из них делать. А ну, смотри.

Профессор, нацепив на крючок большую корку хлеба, бросил ее на палубу и сам отошел за угол надстройки. Яшка тоже притаился.

К великому его удивлению, сразу же четыре чайки, отделясь от стаи, бросились на приманку. Но профессор отдернул ее от чаек.

Яшка рассердился:

— Зачем рано дергаете? Пущай ухватятся!

— Эти мне не годятся, — пояснил Дроздов. И он снова закинул приманку.

Несколько раз чайки пытались схватить хлеб, и каждый раз профессор, отдергивал его. Но вот, наконец, подлетел глупыш — большой, больше всех.

Птица кинулась на корку, схватила ее и заглотала. Только этого и ждал ученый-птицелов.

Чайка поймалась. Она взметнулась в воздух, рвалась в стороны и старалась выплюнуть приманку.

— Держите, держите! — кричал Яшка.

Огромные крылья глупыша гнали ветер на мальчика и профессора. Все другие птицы носились вокруг и неистово кричали.

Дроздов всё подтягивал веревку, подтягивал и вдруг ловко схватил глупыша за крылья.

Яшка торжествовал. Он готов был кричать, плясать, свистеть и вообще переловить всех в мире глупышей.

— Дядя профессор, еще одну, — взмолился он.

Но Дроздов строго посмотрел на него.

— Птиц нельзя мучить: они твари полезные.

— А чего ей будет?

— Нельзя, — решительно сказал профессор и направился в каюту. — Я птицу усыплю сейчас, — крикнул он от двери, — а ты потом приходи. Научу тебя шкурки с них снимать.

Какое там! Яшка ничего не слышал. Да он сейчас всех глупышей для профессора переловит. Пускай изучает.

Едва Дроздов скрылся, Яшка стремглав кинулся на кухню, забыв даже о своих неладах с поваром.

— Дядя, дайте кусочек хлебца, — попросил он.

Повар в это время как раз вынимал из духовки торт.

— Что, — торжествующе проговорил дядя Миша и нарочно повернул торт в разные стороны, чтобы мальчик разглядел, какое это угощенье, — ругать — так меня, а поесть — тоже ко мне?

— Ну и не надо, — обиделся Яшка.

— Ладно уж, бери.

Дядя Миша не прочь был побеседовать с мальчиком, но тот, схватив хлеб, убежал обратно на корму.

Яшка быстро соорудил удочку с приманкой и уже собрался закинуть ее подальше на палубу, но чья-то рука протянулась из-за его спины и забрала удочку.

Яшка обернулся. Перед ним стоял Дроздов. Он обнял Яшку за плечи и повел его с кормы.

— Идем, одной нам хватит. Зачем птиц напрасно истреблять?

Глава шестая

Совещание в капитанской каюте. — По мнению капитана, «Большевик» оказался в затруднительном положении. — Радиограммы. — Разговор капитана и профессора о судьбе Яшки. — Кочегар Вася Томушкин. — Капитан и профессор разговаривают на некоторые отвлеченные темы. — Еще одна заступница.