Passe Decompose, Futur Simple
Шрифт:
Увы, ты всегда ни при чем... Как не бьюсь я над тем, чтобы ты была при чем... Над тем, чтобы ввергнуть тебя в мой комфортабельный ад - все напрасно. Китч. Cauchmarvellous! Твое дивное отсутствие наполняет меня день и ночь.
Назад к нашему барану. За что ты его не любишь? За флирт с Гуталином?
"Родившийся, словно повинуясь замыслу невидимого сценариста, в первый день века, в семье эльзасского магната и венгерской аристократки, он рано потерял родителей". Родившийся в рубашке, в чужой рубашке, с ложкой в зубах, серебряной ложкой, вилкой..., mais ca va pas? Родившийся в рубище поэта. Мамаша-Гаро, рожающая старичка Эрве - Люсьена, маленького, сморщенного, но в костюме, застегнутом на выпирающем пузе, с сигаркой в
"В те давние времена, известные сегодняшним читателям лишь по выцветшим сепиям открыток, автомобильная катастрофа была действительно происшествием, тем более, если она имела место в пустыне Гоби. Дядя осиротевшего Вальдбурга-Гаро, безвылазно живший в сырой Серениссиме прочно забытый романист Юго Краушнель, писавший на политические темы под псевдонимом Юго Мрак, занялся воспитанием мальчика". Сноска: развращением. Старая тетушка Юго, пытающаяся загнуться в Венеции по сценарию Тэ Манна.
" О dolci baci..."
Похоже на фарс, на фарш, на то, чем фаршируют память об умерших оставшиеся временно жить.
Не грусти, мой милый. Все там будем. Просто твой поезд уходит раньше...
Непроверенные факты не печатаем.
Он закурил, тупо уставясь в окно. Над Люксембургским садом сгущались, друг на дружку наползая, громоздясь и карабкаясь, густо-свинцовые и нежно-голубые тучи. Но потускневшее солнце пока что светило всем.
Хорошо бы все же закончить хотя бы черновик. И получить малость пшеницы. Du ble. Капусты. D'oseille. В банке была черная дыра, размером в пять c чем-то тысяч. Налоговый взнос не заплачен. За Secu - тоже. Японский бог! Жизнь или Кошелек? Ни жизни, ни кошелька! Оттяпают голову по самые уши зазубренной гильотиной во внутреннем дворике особнячка Tresor Public...
Лишь за квартиру и свет иногда платят некоторые немолодые повесы, покупающие себе рубахи у Гуччи по полторы тысячи за штуку... Контора же принадлежала приятелю, свалившему на Мартинику на год и разумно оплатившему счета вперед. Оплатившему что? Это же его родная собственность! Бывшая книжная лавка бывшего папаши.
Назад к нашим блеющим и блюющим. Первые стихи в четырнадцать лет. По-итальянски, вестимо. Первая книга в пятнадцать. Первый триппер в том же году. Пан Костровицкий был на двадцать лет и три месяца старше. Мэтр. Санти-мэтр. Saint maitre... Водил Люсьенчика по Парижу. Вечно с фунтиком липкой миндальной турецкой халвы. Орехов в шоколаде. Рассыпчатого sablе. Показывал непристойные гравюрки в своей кривобокой комнатушке на втором этаже особнячка на улице Бак. Там, где поливает теперь розы жена городского главы. Возил к польской мамаше в запущенный пригородный домишко: тяжелые бархатные шторы, как в борделе, душный запах застоявшихся лилий, зеркала, отражающиеся в зеркалах, заросли кресел, столиков, абажуров, безделушек, янтаря, нефрита, слоновой кости, бронзы, графинчиков кровавого хрусталя, рюмочек хрусталя ультрамаринового, вывезенного еще из Монако... Стоп! Без эхолалии, please! Затем фронт. Вильгельм-Альберт-ВладимирАлександр-Аполлинарий Костровицкий- д'Аспермон, он же Дульчинья, - на южном, шестнадцатилетний доброволец Гаро - на северном.
Взять белье из прачечной. Грузный Апполон ранен в голову. Молодой фавн - гораздо ниже. Ритмическая проза. Окопная вошь. Сандрар, тлеющий любовь к большевикам. Как повяжешь галстук, береги его. Он ведь с красной рыбою цвета одного. Бахчанян. Селин и селениты. Костровицкому медаль и подданство. Гаро - санаториум возле Лозанны.
Грянул телефон. Борис, сбив на пол словарь, схватил трубку. Голос его дал кривую трещину, он прокашлялся.
– Извини.. Привет! А? На когда? Сегодня? До шести... Лучше, если пришлешь курьера. У меня на него есть страниц пять, но нужно проверить. Вообщем-то через час могу. От чего он загнулся? И никто не знал? Aut bene, aut nihil... Окей, шли гермеса. Если контора закрыта, я рядом - в "Маленьком Швейцарце". Постой! За Сваржинского мне до сих пор ни шиша. Не заплатили... В апреле. В конце. Не забудь. Чао. Привет Жаклин.
Он повесил трубку. Твоей милейшей Жаклин. Запри её в шкаф. Запрети ей носить декольте. За око-ли-цей кор-мили-ца метет... Юбками. Снег. Жаль, что она твоя сверхзаконная esposa... Уфф...
Он встал, крякнув от боли, пнул плетеную мусорную корзину, хрустнув ключом, выдвинул верхний ящик несгораемого шкафа. Достал дискетку, зарядил в компьютер. Гранон Жан-Люк. НормальСюп. ЭНА. Специальный поверенный Жискара по Дальнему Востоку. Двухтомник в Дэноэле. "Полупроводниковый Дзэн". Сноски во втором томе на "Камни и корни" Пильняка. Скандал во время избирательной кампании в Реймсе. Курс лекций в Йеле. Йеле-йеле дотянул до конца... Консультант Рендом Корпорешн. Намек на. Распечатать гельветикой. Интервал - 2. Заглавие. Без заглавия. Деление страниц. Oui. Щелкнул принтер. Поползла бумага. Дату проставят сами. VIP - HIV. Занавес.
Сгонять на массаж. Проклятая спина. В левой ягодице - ржавый гвоздь. Пирамидальные мышцы. Psoas. Доктор Дуонг. Игломучительство. Страдания Святого Себастиана. Прошейте меня на швейной машинке. Больнее всего под коленку. Иглы, свисающие с ушей, носа и лба. Время от времени осыпающиеся, как с сухой елки.
Или в бассейн?
К пяти он закончил три странички о Коблеце, начатые на прошлой неделе. Коблец вылетел из министерства тяжелого ничегонеделанья за махинации с фондами. Старая гвардия. Свои же и заложили. Пил кровь стаканами. "Иосиф Виссарионович, еще по стаканчику второй группы?" Ездил вместе с Хрущем в Штаты. Развязывал ему шнурок на штиблете, ползая под столом в Объединенных Нациях. "Готово, Никитсергеич! " Операция "Кузькина Мать". Выкинули сначала на пенсию. Дачка с участком, размером с Макао. Холодильник набит лет на пятнадцать вперед лососиной и сервелатом. Теперь отобрали и дачку и холодильник. Отдали Макао блудливым школьницам под заповедник свободной любви. Гоп-стоп, Зоя...
Вопрос: куда дели лососину и сервелат?
Загнется месяца через два. В этом возрасте они не выживают. "Еще один свидетель свирепой эпохи отправился к Гадесу с зашитым ртом и распоротым брюхом.".
С Гаро была заминка. Старик упирался. Дрыгался, отбивался костлявыми ногами, не желал укладываться под полосатую крышку увесистых строк. Necros - мертвый, logos - слово. Мертвое слово о мертвом. Назарянин был истинным революционером: пусть мертвые погребают своих мертвецов! Self-service!
Я мог бы вступить в профсоюз кладбищенских работников, вдруг подумал он. С какой стати платить взносы этим козлам в союзе журналистов?
"Смерть в кредит" - братья Архангельские. Эти кладбищенские конторы вокруг больниц. Страшно обнадеживает, когда прешь к эскулапу. "Добрый день, почем нынче места? Где-нибудь в тиши пригородной?
– Ага!
– Сухо? И тихо? Никаких сточных... Ценнейшая информация! I'll be back. Я за анализами, здесь за углом. На обратном пути - заскочу. Вам так же. Всех благ... До скорой смерти. Чао!"
В Москве были три неразлучных друга: Гробман, Трупман и Могилевский.
За окном лениво начал накрапывать мелкий дождь. "В те предвоенные времена всеобщей смуты и он не избежал соблазна Иллюзии." Del -- стер к чертям строчку! Тайно старик был цвета вишневого варенья! О чем говорить! Мой паровоз, вперед лети! Но puzzle не складывался - торчали брови, вылезал локоть льняного пиджака. Не шло. Слишком много было имен. Наград. Взятых небрежно, мимоходом, высот. Шампанского. Черной икры. Телеграмм от министров. Великолепного юмора. Интеллектуальных заговоров. Интрижек. Слишком много сплетен о нем, о Гаро, о Люсьене, о грузном скоморохе, "властвующим шепотом..."