Пасть дьявола
Шрифт:
— Еще академик Шулейкин, разрабатывая теорию возникновения «голоса моря», пришел к выводу, что основное излучение инфразвука идет приблизительно в диапазоне шести герц, — говорил Гриша. — А ведь роковая частота начинается от семи. Очень близкие величины.
— Но дело ведь не в одной частоте, — возразил Волошин. — Не менее важна и мощность инфразвукового удара. В океанографии я не специалист, но, с точки зрения техники и физики, это маловероятно.
— Но даже при ча-ча-стоте в шесть герц такой удар мог ослепить летчика, — настаивал Олег Никаноренко.
Конечно,
— Почему же инфразвук приобретает опасную силу именно в этом районе? — спросил Володя Кушнеренко.
— Видимо, его генерируют ураганы, проходящие, как правило, по южной стороне «Бермудского треугольника», — доказывал Гриша. — Возможно, что волны как бы усиливаются, достигают опасных величин, протискиваясь через узкие проливы между многочисленными островками Багамского архипелага. Проливы служат как бы природными трубами — мощными усилителями.
— Но почему мы на «Богатыре» ничего особенного не ощутили? Легкое недомогание бывает у многих при любом шторме.
— Ну раскачать такую махину, как «Богатырь», и вызвать в нем опасные вибрации никакому инфразвуку не под силу. Другое дело маленькие суда вроде тунцелова.
— И ослепляет инфразвук, выходит, не всех, а на выбор, — недоверчиво произнес Дюжиков. — Самолетов в тот день здесь много летало. Почему же ослеп один Гроу?
— Ну, может, организм у него такой оказался…
— Инфразвуковые волны могут быть разными по силе, — сказал Гриша. — Может, «Сперри» и самолет Гроу по несчастной случайности оказались на пути особенно опасной инфразвуковой волны…
— А отчего же гибли такие крупные суда, как «Анита»? — спросил Володя. — Двадцать тысяч тонн водоизмещения не шутка. Это тебе не катер.
— Да и куда оно делось? — поддержал его кто-то с вертолетной площадки. — Допустим, люди слепнут, гибнут. Но суда-то ведь не тонут от инфразвукового удара. Куда же они деваются? Даже если команда погибла или в панике сбежала?
Но Гриша не сдавался:
— Сильные течения, характерные для этого района, быстро уносят за его пределы неуправляемые суда, а тем более их обломки. А ищут их здесь, не находят и объявляют бесследно пропавшими. Потом же их наверняка вскоре топит очередной шторм, поскольку они неуправляемы…
Конечно, немало разговоров было и о том, что спасенный нами неделю назад незнакомец оказался вовсе не Гартвигом. Кто же он был на самом деле? Откуда взялся посреди океана и зачем обманул нас, выдавая себя за рыбака со «Сперри»? Об этом тоже высказывались самые фантастические предположения.
Сергей Сергеевич не принимал участия в этой дискуссии. Но, видимо, и он всерьез размышлял над возможностью поражения инфразвуковым ударом, потому что на следующий день вместе с Иваном Андреевичем Макаровым, возглавляющим лабораторию биофизики, снова стал прослушивать запись последнего разговора с Ленардом Гроу. Конечно, я был тоже в радиорубке и опять с замирающим сердцем слушал хрипловатый,
— Земля, я на грани катастрофы… Похоже, окончательно сбился с курса… Не вижу ни одного острова… Повторяю: не вижу ни одного острова.
— Ваши координаты? Хотя бы примерно…
— Господи, со мной еще никогда не бывало ничего подобного… Все небо затянули сплошные тучи… В них зияют какие-то черные дыры!
Треск и разбойничий свист атмосферных разрядов заглушают голос пилота.
— Гроу, Гроу, отвечайте, отвечайте!
— У меня осталось мало горючего… Осталось мало горючего… Я отклонился от курса куда-то в сторону… Я не вижу ни одного…
Молчание. Свист и разряды.
После долгой томительной паузы вскрик:
— Море выглядит как-то необычно… Оно желтое или серое. Боже! Я, кажется, слепну! Нет, я вижу… вижу… О господи! Только не это! Нет! Нет!..
И все. Молчание, свист, разряды. И уже тщетно взывает голос Земли:
— «Остер»! «Остер»! Мы вас запеленговали! Высылаем два самолета. Держитесь! Держитесь! Вы слышите нас? Отвечайте!
Когда магнитофон затих, Волошин задумчиво посмотрел на своего старого друга и спутника по многим плаваниям:
— Ну что скажешь, Иван Андреевич?
Макаров помолчал, пряча глаза в глубоких щелочках под густыми лохматыми бровями.
— Что-то голос у него ненатуральный, — проворчал он наконец.
— Не обращай внимания. Хлебнул для храбрости. Он там еще монолог Гамлета читает, но Дюжиков из этой копии вырезал, чтобы не отвлекало, — ответил Волошин. — Ты по существу говори: мог его ослепить инфразвук?
— Спроси что-нибудь полегче. Мы ничего не знаем о воздействии инфразвука на человеческий организм даже в лабораторных условиях. Тем более в естественной среде.
— Значит, ты сомневаешься?
— В городах мы не меньше и гораздо длительнее подвергаемся воздействию инфразвука. Возможно, он и служит причиной некоторых недомоганий и болезней, которые прежде медики приписывали другим факторам. Надо вести исследования. Но насколько мне известно, никто еще от него не слеп и тем паче не умирал.
— Ясно, — кивнул Волошин. — Лунин тоже считает, что в открытом океане интенсивность инфразвука на несколько порядков меньше той, какая опасна для жизни. Но что же с ним все-таки произошло, с этим Гроу? Гирокомпас-то у него почему отказал? И что это за дыры в небе? Что он там увидел, какую чертовщину?…
Утро не принесло новостей.
— Н-да, похоже, уже можно звонить в колокол, — задумчиво произнес Сергей Сергеевич. — Помянуть «Прекрасную Галатею».
— В какой колокол? — удивленно спросил Черномор.
— В знаменитый колокол затонувшего фрегата «Лютина». Его подняли с морского дна, и теперь он висит в главном зале лондонской конторы Ллойда. Разве вы не слышали о таком обычае? Специальный глашатай в алом плаще трижды звонит в колокол и громко объявляет название судна, которое отныне официально считается погибшим. А если оно к тому же пропало без вести, его заносят в особую «Красную книгу Ллойда»…