Пасть
Шрифт:
Прикинул все так и этак, поводил туда-сюда топорищем, словно ружейным стволом. Срубил две мешающие ветви. Все готово. Все в порядке. Все должно получиться. Не в первый раз охотится на опасных зверюшек. Но как-то тревожно сегодня… Что-то не так вокруг, что-то такое в воздухе…
Он никак не мог понять и определить — что не в порядке, да оно, наверное, вокруг-то все в порядке, а дело в нем. Отработали свое не мышцы, мышцы для его лет хоть куда, — нервы поистрепались, поизносились за долгие годы…
Старик неосознанно кокетничал сам с собой —
Грудь давило. Собрал все ненужное: топор, оставшиеся веревки и гвозди, оттащил в сторону срубленные ветви. И пошел домой — отсыпаться перед ночной засадой. Вообще-то на такой охоте полагается дать лабазу постоять дня три, чтобы осторожные звери успели присмотреться к изменившемуся виду местности.
Но старик подозревал, что через три дня от коровы останутся лишь голые косточки, и надеялся, что объекты его охоты излишней осторожностью не страдают и не испугаются лабаза и даже человека. Он был прав.
И даже не догадывался, насколько он был прав…
Генерал сразу понял, что у них опять что-то стряслось.
Серьезное, это было ясно по голосу Руслана, попросившего срочно приехать. И не объяснившего причин. С Русланом Генерал работал шесть лет — знал, зря тревогу тот не поднимет.
Так и есть: кучка шушукающихся белых халатов, мгновенно рассосавшаяся при его появлении; лаборантка с искаженным лицом; Капитан мрачнее тучи. Когда у Капитана такой вид — дело плохо.
И Генерал сознательно, чтоб хоть немного разрядить обстановку, заговорил в манере старого и сварливого дедушки, брюзжащего на домочадцев:
— Ну что за пожар, что за набат? С полпути меня заворотили, ну прямо как дети малые… На день оставить одних нельзя… Ничего сами решить не могут. Прямо беда с вами…
Продолжая ворчать, прошел в свой кабинет, сделал приглашающий жест Капитану. За дверью ворчание как ножом обрезало. Глянул вопросительно и, жестко.
— Доктор застрелился! — без предисловий выпалил Капитан.
Генерал был потрясен. Капитан редко видел его потрясенным, а посторонний человек мог даже сказать, что Генерал остался абсолютно равнодушным — на лице ничего не дрогнуло. Понять всю меру потрясения можно было лишь по вопросу:
— Как застрелился?!
Таких бессодержательных вопросов он не задавал, Никогда. И Капитан сорвался. Впервые за все годы их знакомства сорвался в общении с Генералом.
— Из пистолета! Пулей!! В голову!! — прокричал он. И рухнул на стул — без приглашения.
— Откуда у него пистолет? — Короткой истерики подчиненного хватило Генералу, чтобы мгновенно взять себя в руки. Это был уже не риторический вопрос, это — началась работа.
— Не знаю… — убито ответил Капитан. — Немецкий. Маузер 6.35 сорокового года. Крохотный, игрушка… У него отец воевал… Трофейный…
— Когда?
— Ночью. Прямо за рабочим столом.
— Кто обнаружил?
— Лаборантка утром.
Они перебрасывались не важными, в общем, фразами, не желая признаться ни сами себе, ни друг другу, что ждали чего-то подобного. Были сейчас искренне потрясены, но — ждали.
Где-то очень глубоко и неосознанно знали, внимательно наблюдая последние недели за Доктором — вроде и не впадавшим в запой или в черную депрессию, лихорадочно, сутки напролет, работавшим и так же лихорадочно, словно в последний раз, любившим очередных лаборанток.
Ждали, хотя и не могли объяснить причины ни себе, не другим. Просто люди, перешагнувшие через столько трупов, приобретают чутье особого рода, интуитивно чувствуя легкий аромат приближающейся смерти…
Генерал молчал. Потом, после паузы:
— Что-нибудь оставил? Письмо, записку?
Капитан молча вынул и положил на стол четвертушку бумаги. Генерал недоуменно изучал ровные строчки.
— Стихи? — Генерал слабо разбирался в поэзии. — Свои? Переписанные?
Капитан пожал плечами. В его работе литературные познания не требовались.
— Чушь какая-то… — протянул Генерал. — Никакого отношения… На первый взгляд. Что такое: “болота дней непониманье…” Ахинея, хоть бы запятые ставил…
— Код? — предположил Капитан не слишком уверенно. Генерал покачал головой.
— Но что-то же он хотел сказать… Или кому-то намекнуть, не обязательно нам. Так… Вот что: ты со своей девушкой, с Мариной, под какой легендой встречаешься?
— Командированный, из Новосибирска… Военный завод. В любой момент могут отозвать обратно.
Мало, конечно, приятного, когда твоя личная жизнь под таким микроскопом. Но служба есть служба, он и сам изучает внеслужебные контакты сотрудников. Точнее, изучал. Пока на такие штудии Оставалось время.
— Хм… удобная легенда… — По тону Генерала было непонятно, одобряет он или осуждает. — Тогда так: перепиши, дай ей посмотреть. Дама образованная, университет оканчивала — может, опознает, откуда списано. А то в книжке перед этими виршами или сразу после может какой отрывок идти… с намеком.
Генерал помолчал. Он занимал голову идиотскими стихами по одной-единственной причине — не допустить туда простую мысль: как они справятся без Доктора? Эскулап, конечно, талантище, но в некоторых областях не силен; остаются спецы, ломающие головы над отдельными кусочками проблемы в нескольких разбросанных по городу точках, есть среди них молодые, хваткие, не бессребреники шестидесятых — а жаждущие подороже продать свои умные головы…
Но они не знают всего, уж тем более самого главного — об источнике исследуемых тканей и сывороток, и вводить в курс дела надо осторожно и долго, чтобы втянулись, чтобы не было, как… Генерал оборвал свою мысль: Эскулап справится, большая часть дороги пройдена, Эскулап, конечно, справится… Успокаивал сам себя — получалось плохо. Сказал совсем не в тему, просто чтобы отогнать мрачные мысли: