Пастораль сорок третьего года

Вестдейк Симон

— Может быть, заодно прихватим и Петерса? — крикнул Эскенс.

Ван Дале резко обернулся и приказал Эскенсу:

— Прекратить разговоры! Без глупостей, черт побери! Понятно?

Эскенс замолчал. Баллегоойен проворчал что-то вроде «опять мы виноваты», а Хаммер сказал:

— Потерпи, Флип, придет черед и для Петерса… Поезжайте вперед, — попросил он Ван Дале. — Я не вижу их, но далеко от дома он, конечно, не уйдет.

Вскоре машина снова проехала мимо магазина. Недалеко от угла соседней улицы они увидели Пурстампера, а рядом с ним невысокого тучного мужчину без шляпы, со светлыми курчавыми волосами, который, энергично жестикулируя, оживленно рассказывал что-то. Пурстампер был в шляпе и шел,

заложив руки за спину. Они шли по правой стороне улицы, по тротуару, Петерс ближе к домам. Чтобы заговорить с Пурстам-пером, Схюлтсу было достаточно немного высунуться из машины. Он уже начал опускать стекло, как оба пешехода остановились перед домом, хозяин которого меньше всего стыдился своих политических убеждений. В окнах красовался полный набор энседовских картинок: Восточный фронт, коммунистическая угроза, голландские эсэсовец и эсэсовка, счастливая семья; трудно поверить, что за такими окнами можно читать или писать без искусственного освещения. Схюлтс вспомнил, что здесь живет руководитель районной организации НСД. Петерс уже позвонил, когда машина замедлила ход. Схюлтс решительно отворил дверцу, выскочил из машины и пристально посмотрел в карие наглые глаза Пурстампера, стоявшего на краю тротуара. Тут открылась дверь и на пороге показалась служанка.

Схюлтс отдал честь и поспешно вскинул вверх правую руку, кляня себя за забывчивость. Двое робко последовали его примеру.

— Не может ли один из вас показать нам дорогу? — спросил Схюлтс по-немецки. — Я вижу, вы из НСД.

— Так точно, с удовольствием, — вежливо ответил Пурстампер. — Куда вам надо?

— Пойдемте со мной, — кратко бросил Схюлтс и собралс повернуть к машине.

— Я сейчас занят… У него есть время, — указал Пурстампер на Петерса, который услужливо вышел вперед.

Служанка с порога наблюдала за этой сценой.

— Нет, вы, — приказал Схюлтс. — Не он, а вы лично. Сейчас объясню почему.

Он еще не нашел объяснения, но полагался на вдохновение. Шаркающей походкой Пурстампер последовал за ним; Петере крикнул ему вслед:

— Ну ладно, поезжай!

Усадив аптекаря рядом с Ван Дале, Схюлтс решил сесть сзади, потеснив троих товарищей. Наконец ему удалось устроиться на коленях у Баллегоойена, посредине; Хаммер сиде справа, Эскенс слева. Ван Дале, небрежно изобразив фашистское приветствие, тронул с места и поехал в сторону шоссе. Насколько Схюлтс мог заметить, свидетелей похищения Пурстампера не было, за исключением служанки и Петерса да нескольких детей, игравших вдали на пустынной улице. Тут он подумал, не выстрелить ли сейчас Пурстамперу в затылок, тогда не потребуются никакие объяснения. Но в этом случае могут возникнуть осложнения с трупом, если вдруг их остановят на шоссе. Кроме того, он может нарваться на крупный скандал с Эскенсом. Сидя на коленях у Баллегоойена, он мог разговаривать с Пурстампером, не наклоняясь вперед, а Пурстамперу не надо было оборачиваться, что казалось Схюлтсу крайне благоприятным в связи с подозрительным видом настройщика. У него не создалось ясного представления об аптекаре. Он показался ему солидным человеком; темные волосы с сединой на висках были похожи на волосы его сына Пита. Заметив, как дергается щека Пурстампера, Схюлтс решил, что аптекаря надо поскорее успокоить, и сразу же приступил к делу.

— Мы следили за вами обоими, — сказал он дружелюбно. — Ваш спутник показался нам слишком разговорчивым, слишком словоохотливым, слишком красноречивым. В этом деле слова не нужны совсем, вы понимаете. Где-то недалеко находится бункер, замаскированный под виллу, на нем нарисованы окна и все такое. Вы, наверное, знаете, где-то вблизи шоссе…

— Конечно, — подтвердил Пурстампер, повертываясь к нему; Схюлтс незаметно отклонился влево. — У переезда… Но это не настоящий бункер, а только…

—

Мы знаем… Но нам надо попасть в тот район так, чтобы нас никто не видел. Не знаете ли вы проселочную или лесную дорогу туда? Совсем незаметную, чтобы не привлекать лишнего внимания; вам ясно, что я имею в виду…

— Конечно, — ответил Пурстампер, взглянув на Ван Дале. — Туда ведет много дорог, есть и тихие; только последний отрезок пути будет опять немного… немного…

— Ах вот оно что, последний участок немного оживленнее, ничего не поделаешь. Итак, показывайте дорогу.

Облегченно вздохнув, он откинулся назад, но напрягшийся живот Баллегоойена напомнил ему, что он не на сиденье. Трое подпольщиков вели себя смирнехонько. Пурстампер засунул указательный палец правой руки за воротничок, словно его душило, и опять взглянул на Ван Дале. Схюлтс тоже посмотрел на Ван Дале. Он не заметил ничего подозрительного. Красные щеки, очки, угрюмое, замкнутое лицо. Несмотря на румяные щеки, он не казался добродушным. Форма сидела на нем как влитая. Он выбрал себе лучшую.

— Мы правильно едем? — спросил он, чтобы Пурстампер не догадался, что Ван Дале знает дорогу.

— Да, все время вправо, я покажу…

Ван Дале включил вторую скорость; Пурстампер действительно давал ему нужные указания: говорил «влево» или «вправо», высовывал руку. Когда они ехали по шоссе, Схюлтс спросил:

— А кто вы как частное лицо?

— Что? Извините, — не понял Пурстампер и опять обернулся.

Схюлтс отклонился влево.

— Кто вы по специальности, спросил я.

— Я — аптекарь, Drogist, как это по-немецки…

— A, Drogist, мы тоже так говорим. Голландцы беспрепятственно могут превратиться в немцев, у них такой же словарь… Мы употребляем в этом смысле еще слово «Materialist», но оно чаще употребляется в другом значении…

Схюлтс подумал, что не надо быть таким разговорчивым; не было у него и достаточной уверенности в том, употребляется ли слово «Materialist» в значении «аптекарь» в обиходном немецком языке или уже совсем устарело.

— Далеко еще до бункера?

— Километра два или три…

— Два километра, — повторил Схюлтс для Хаммера и Баллегоойена. Он увидел, как они молча кивнули, и почувствовал, как обмякли колени Баллегоойена. Мимо пролетали виллы, они почти выехали за город.

— Вы из СС? — спросил Пурстампер у Ван Дале.

— Нет, — резко ответил он.

— Мы из Организации Тодта, — пояснил Схюлтс. — А те двое — голландцы, специалисты по бетонированию…

— Я полагал, что свастика…

— У СС нет монополии на свастику, — иронически заметил Схюлтс. Ему показалось нелишним намекнуть на плохие отношения между Организацией Тодта и СС; это звучало очень правдоподобно.

— Мой старший сын в СС, — повернулся Пурстампер к Схюлтсу, который забыл отклониться влево. Глаза Пурстампера впились в лицо, фуражку, фигуру Эскенса, и Схюлтс увидел, как расширились эти глаза, расширились от страха; потом он отвернулся. Схюлтсу не оставалось ничего иного, как сказать «да?» и схватиться за револьвер. Он не знал, что произойдет дальше. И произойдет ли что-нибудь? Что выражало лицо Пурстампера, оставалось загадкой: он пристально смотрел прямо перед собой; Схюлтс только заметил, что щека задергалась быстрее. Взглянув украдкой на Эскенса, он понял, что тот ни о чем не догадывался. Его светлые гитлеровские усики перекосились. Не это ли встревожило Пурстампера? Может быть, габариты Эскенса, слишком широкая форма? Уж не узнал ли он его, несмотря на маскировку? Все трое утверждали, что Пурстампер не знает их в лицо. А знал ли он, что при нападениях часто используется вражеская форма? Входило ли это в запас его активных знаний? Оставался один выход: побыстрее свернуть в лес. Резко наклонившись вперед и зажав револьвер в правой руке между коленями, Схюлтс спросил: