Пастырь добрый
Шрифт:
– Стало быть, слухи из Хамельна все же пошли?.. Так что Крысолов?
– Фридрих Крюгер состоял в каком-то братстве, самого названия которого сейчас уже никто не помнит – дело было больше сотни лет назад… С кем он связался – как я сегодня услышал, ты и сам понял. И понимаешь, в таком случае, что за прообраз стоит за его флейтой.
– Флейта Азатота… Это и есть его покровитель?.. Стало быть, ему в жертву и назначались кёльнские дети?
– Не совсем, – единственный глаз вновь закрылся, голос упал до полушепота. – Это сложнее, чем ты привык знать… Жертвы – Азатоту, да, но тот вскармливал
– Зачем он вам был так необходим?
– Не необходим – полезен… – поправил чародей. – Крюгер, если верить дошедшим до нас рассказам, всегда был с придурью… но способный… Такой пригодился бы, учитывая, что начинается вокруг.
– А что начинается? – осторожно уточнил Курт; чародей приподнял веко, воззрившись на него с усмешкой.
– Война с вами, – ответил он просто. – Ведь ты сам это знаешь, догадливый мальчик из академии… А в этом полезным будет все. Даже умершие сумасбродные собратья… даже столь скудоумные, что выставляют свои эксперименты на обозрение целого города…
– Дети Хамельна – это что же, был эксперимент? Какой? По управлению большой группой людей?
– Судя по всему… – пленный машинально пожал плечами и вскрикнул, когда сломанные кости в руках и ребрах подвинулись с места; несколько мгновений чародей лежал, опасаясь дышать, вновь закусив губы. В уголке его единственного глаза показалась блестящая капля, медленно скатившаяся по виску на холодную грязь.
– Сперва крысы – как проба, – продолжил вместо него Курт, – а после – дети, как следующий этап опыта и… как месть за неуплаченное по договору? Он всерьез полагал, что ему могут заплатить чем-то, кроме доноса в Инквизицию?
– Ведь я сказал – с придурью… – едва слышно согласился чародей. – Большие умения всегда достаются не тем, кому надо… тебе в том числе…
– Почему сегодня нас просто не убили? – спросил Курт, разглядывая зажатый в пальцах нож. – Почему моему сослуживцу не метнули нож в сердце, почему меня просто не пристрелили? Почему сперва пытались, а после – с Дитрихом затеяли драку, а со мной – это погружение в мое прошлое?
– Тебя надлежало испытать – по возможности… Убивая, проверить, если представится такой случай, насколько ты защищен и от чего; и тех, кто с тобою, попутно. Мало ли что, мало ли, как все повернется в будущем – быть может, когда-то снова столкнемся с тебе подобным, и надо знать, на что такие способны… Поначалу я решил не рисковать, но когда вы разделились – подумал, что справлюсь. Не справился. Впервые – не справился…
– Так что же теперь, – с мягкой укоризной вздохнул Курт, – расскажешь мне, как ты это делаешь?
– Расскажу, – согласился Ралле тихо. – Тоже – чтобы знал, на что ты напоролся… Я не погружаю в воспоминания, как ты решил. И не насылаю иллюзий. Я – выводящий на пути. Не доводилось слышать о таком?.. Нет, вижу… Если выживешь – отчитаешься своему начальству в том, что открыл новый класс малефиков… – усмешка коснулась окровавленных губ и сгинула. – Еще минута – и ты остался бы там всецело. Душой и – телом.
– Там? – запоздало спохватившись, что в голос проникла растерянность, переспросил Курт, и тот усмехнулся снова:
– Не в прошедшем для тебя времени; загляни кто в те годы, он не увидел бы там двух Куртов Гессе. Но ты оказался бы в таком же месте, в том же окружении, все тем же вшивым сопляком, что обитал на кёльнских улицах… Где это было бы? Не скажу. Просто не знаю… Я знаю, что те, кого я вывожу на путь его мыслей, тревог, страхов, исчезают из нашего мира… Вижу ли я, что их окружает?.. Да, вижу. Видел и тебя. Читаю ли мысли? Не совсем. Просто понимать начинаю кое-что из них…
– Иными словами, не ты избираешь, что именно видит и чувствует твоя цель?
– Нет, – улыбнулся чародей с вновь возвратившейся на миг снисходительностью. – Ты сам выбрал свой самый большой страх. Выводы – делай… не огня ты боишься больше всего…
– А Дитрих? Что за пересмешник ему достался?
– Они называют себя «кровавыми шутами». Я не смогу много о них сказать… Я их недолюбливаю и никогда не вникал в их уловки… Знаю, что лучше всего с ними не связываться, и этого мне всегда было довольно…
– Лучше не связываться? Дитрих, однако, уделал вашего кровавого шута за каких-то пару минут.
– Повезло, – отозвался Ралле уверенно и умолк, сжав губы и снова пытаясь удержать кашель в тяжело гоняющем воздух горле.
– Отдышись, – разрешил Курт снова, – я подожду минуту.
– Нет, – хрипло отозвался чародей, со стоном выталкивая слова сквозь зубы. – Сейчас. Спрашивай, что еще ты хочешь знать, сейчас…
– Как скажешь, – согласился Курт, кивнув на нож в своей руке: – Этот паяц и два бойца, что с вами сегодня были, – их имена.
– Не знаю. Не помню. Те двое – я обращался к ним «эй, ты!» или в таком духе… если бы я всякий раз запоминал этих Францев, Ханцев и прочую мелочь…
– Но этот шут? Его-то имя тебе известно?
– Вицбольд. Так его мне представили… не буду настаивать, что имя настоящее [152] … хотя – чем черт не шутит… Настоящего я не знаю. До этой операции я не был с ним знаком…
– Хорошо; а кто был в Кёльне? Их имена тебе известны?
– В Кёльне был я, – ответил чародей коротко и, подняв взгляд к Курту, повторил: – Я. И еще двое… один из них шут…
152
Witzbold – остряк (нем.).
– А третий?
– А третий… – ненадолго голос окреп, и взгляд единственного глаза впился в истязателя намертво, – третий, парень, это как раз тот, кто тебе нужен. Тот, кто «главный», кто операцию задумал, спланировал, контролировал и – возглавлял ее; тот, кто получил о тебе сведения и рассказал мне. Не знаю, откуда он их добыл и как. Имя? Бернхард. Больше я о нем не знаю ничего.
– Бернхард… – повторил Курт медленно, следя за тем, как белеет и без того бледное лицо чародея. – Это имя, nomen fictum [153] , фамилия?
153
Псевдоним (лат).