Пастырь добрый
Шрифт:
– Ничего чаще я в своей жизни, кажется, не слышу… Бруно, налей ему из кувшина на столе. А знаешь, следовало б тебя жаждой и попытать – как кара за самомнение. Тебе ж, убогому, инквизитор сказал, а ты – спорить; ну, что? Получил?
– Да оставь ты человека в покое, изверг, – оттолкнув его локтем, укорил Бруно, всунув медный стаканчик в дрожащую руку Штойперта, и Курт покривился:
– Тебе не в монастырь надо, а в дом призрения, простынки стирать за такими же убогими. Дай позлорадствовать – я это заслужил.
– И что тебя радует? Что тут и в самом деле убили парня?
Он не успел ни ответить, ни даже подумать толком о том, что подопечный, по большому счету, прав – задавленно вскрикнув, Штойперт отшвырнул стакан от себя, расплескав по полу воду, и зажмурился, постанывая, точно мучимый зубной болью.
– «Завидно», да? – тщательно скрывая оторопь и неведомо почему вдруг овладевший им испуг, пробормотал Курт, подбирая стакан, и, приблизясь к столу, осторожно плеснул в него из кувшина. – Всю жизнь мечтал, чтоб меня вот так плющило…
– Не трогай… воду… – выдавил эксперт, не открывая глаз, и он замер со стаканчиком в руке, глядя на полумертвого собрата скептически. – Я сказал – не трогай, – повторил Штойперт чуть тверже, с усилием разомкнув веки, и воззрился на него дикими, нездорово блестящими глазами. – Тебе эксперт сказал – не трогать.
– Что с водой? – спросил Курт требовательно. – Что ты в комнате увидел? Что тут было?
– Дай минуту, – вновь закрыв глаза, откликнулся тот, переводя дыхание. – Одну минуту.
На то, чтобы взгляд приобрел осмысленность, а слова – относительную связность, эксперту потребовалось куда более минуты. Курт не понукал и уже не глумился, терпеливо ожидая, продолжив, дабы не терять время и исполнить должные предписания, исследование комнаты. Рекомендации Штойперта он все же ослушался: осмотрительно, не зная, чего опасаться и чего ожидать, заглянул в наполненный водою стакан, коснулся дрожащей поверхности и поднес ближе к глазам, растирая каплю между пальцами; мгновение он стоял неподвижно, глядя на влажную кожу перчатки, и вдруг, нахмурясь, поднял ладонь к самому лицу, осторожно потянув носом.
– Что такое? – почему-то шепотом спросил Бруно. – Что с водой?
Курт ответил не сразу; придвинув к себе кувшин, наклонился к широкому горлышку, втянув в себя неуместный запах ряски, рыбы и грязи.
– Речная, – отозвался он, не сумев утаить растерянности, и обернулся на эксперта; тот ответил тем же ошеломленным взглядом, и Курт нахмурился снова. – Ты удивлен?..
– Я не это увидел, но…
– А что? – без прежнего недружелюбия уточнил он, усевшись на стол напротив. – Теперь можешь сказать?
– Да, если ты, как обещал, расскажешь, почему мы здесь.
– Все просто, – пожал плечами Курт, со вздохом покосившись на распахнутый шкаф. – В Друденхаус однажды пришел мальчишка, живший в этом доме, и сказал, что в шкафу, в его комнате, есть кто-то. Как ты понимаешь, никто его слов всерьез не воспринял, и вот результат… Что ты увидел?
Эксперт передернулся, словно от холода, стараясь не смотреть ни в сторону злосчастного предмета мебели, ни на стол с кувшином.
– Я не знаю, – ответил он еле слышно. – Я такого еще не видел.
– А ты действительно… видишь?
– Когда как, – пожал плечами Штойперт. – Бывает – это просто ощущение, бывает – вижу что-то; не подробности, не так, как если бы я присутствовал, когда все происходило… хотя, есть и такие люди… Сегодня я и ощущал, и видел, но… Такого мне еще не встречалось.
– Не хочу вновь раздувать распрю, – заметил Курт тихо, – однако же убежден, что это твое первое дело, так? Или второе.
– Первое, – согласился Штойперт, глядя в доски пола у своих ног. – Только нас готовят иначе, сам должен понимать. Перед выпуском – нам ведь не устроишь экзамен на сообразительность, как следователям, и не дашь задачу с протокольными данными, дабы мы вывели заключение. Не знаю, как и что делают остальные, а таких, как я, – просто привозят на места убийств, казней, несчастных случаев; попутно – это еще и способ узнать, у кого какие особенности, какие тонкости в восприятии. Посему – да, именно работа у меня впервой, но я многого навидался, уж ты поверь, хотя, как уже сказал, не такого.
– Но моя мысль подтверждена? Судя по твоей реакции, смерть здесь имела место.
– Да еще как… – вновь вздрогнув, пробормотал Штойперт, все так же не поднимая взгляда. – Только не так, как это бывает обыкновенно, это не просто смерть. Не просто убийство. Но теперь, когда ты сказал, в чем дело, я понимаю – иначе и быть не может. Потусторонняя сущность, вот что это. Попросту ни с чем подобным я еще не сталкивался.
– Я тоже, – мрачно вздохнул Курт. – Самому страшному малефику хоть болт можно в лоб влепить, а это? Целая эпопея, как его опознавать, уличать и убивать…
– Особенно, если оно уже мертвое, – вставил эксперт, и он распрямился, глядя настороженно и недоверчиво; Штойперт тоже с усилием разогнул спину, подняв взгляд, и кивнул: – Оно не живое. Или он. Подразумеваю, что – я не могу сказать, есть ли это в самом деле какое шкафное чудище или неупокоенный человек, здесь тебе нужен другой эксперт, посолиднее.
– Времени нет таскать сюда пол-академии поочередно, – возразил Курт с сожалением, невольно бросив взгляд в сторону деревянных полок. – Стало быть, работать придется по старинке.
– А вода? – вмешался Бруно, все так же говоря едва слышным шепотом и стоя у самой двери, точно готовясь в любой момент сорваться с места и удрать. – Что с водой?
– Я… увидел что-то снова, когда посмотрел в стакан у себя в руке. Вода и… снова смерть. Как будто вода сама по себе была неким отдельным местом, в которое меня, как в эту комнату, привели и велели работать. Но чтобы она изменила состав – я этого не предполагал.
– Вода в Кёльне колодезная, – произнес Курт неспешно, тяжело опершись ладонями в столешницу под собой и усевшись удобнее. – Не знаю идиотов, которые будут поить своего ребенка водой, набранной прямиком из Райна, с набережной. Если, конечно, они не хотят свое чадо извести… А это – это даже не райнская вода, это вода из медленной речки где-нибудь в поле, без всякой городской грязи, но с запашком, зацветшая; принюхайся.