Пастырь из спецназа
Шрифт:
– Им никому лишний шум не нужен, – с усмешкой сказал он. – Прикинь, если и впрямь этим делом ФСБ займется? Кто что делал, да кому сколько Хозяин заплатил… А так: труп в болото, а бабки в карман.
– А документы? Дело-то раскручено.
– А где босс документы хранил, все равно никто из них не знает. Разбегутся, как крысы, и дело с концом.
В этом была своя логика.
А спустя еще с полчаса священник остановил машину на автостанции маленького райцентра соседней области и вышел.
– Ну что, Борис, давай прощаться.
– Давай, поп.
– Зови меня Мишаней, – улыбнулся священник. – Теперь можно.
– Спасибо тебе, Мишаня. И прости меня еще раз.
– Бог простит, Боря.
Костолицый повернулся и пошел к билетным кассам, но священник его окликнул:
– Боря!
– Чего? – обернулся костолицый.
– Причаститься тебе надо бы…
Костолицый покивал, развернулся и пошел прочь. Светало.
Отец Василий вернулся в Усть-Кудеяр к восьми утра и сразу кинулся в храм.
– Батюшка! Где вы были?! – подбежал к нему диакон.
– Потом, Алексий, потом… Давай ключи от нижнего храма!
– Держите… – удивленно полез в карман диакон.
Священник вырвал у него связку и помчался к заветной двери. Дрожащими руками открыл, ворвался, включил свет и кинулся к бывшему тайнику. Здесь, за кованой железной дверью, стоял сундук, в котором столько лет хранилась икона святого Угодника Николая. Он рванул крышку вверх и замер…
Костолицый не обманул. Весь сундук был доверху набит банковскими упаковками сотенных долларовых купюр. Это и были ВСЕ усть-кудеярские деньги. «Как же ты, стервец, их сюда пронес? Мимо меня! Мимо Алексия!» – покачал головой священник и захлопнул крышку.
Он снова выскочил во двор, закрыл дверь в нижний храм на ключ и подозвал недоуменно стоящего в сторонке Алексия.
– Храм, – ткнул он ладонью в дверь. – Охранять! Никому!! Никого!!! Ты понял?!
– Ага, – испуганно ответил Алексий и метнулся к указанной двери, готовый вцепиться в глотку любому, кто посягнет нарушить батюшкино распоряжение.
Священник метнулся к машине и погнал дребезжащую битыми стеклами и деформированными дверцами «ласточку» по усть-кудеярским улицам.
На Ленина у него окончательно вывалилось лобовое стекло.
На Кирова задняя дверца открылась и более закрываться не желала.
А на Социалистической машина просто чихнула и заглохла. Похоже, навсегда.
И тогда отец Василий бросил машину как есть и побежал.
Он успел вовремя.
– Где вы были?! – бросилась к нему взъерошенная редакторша Усть-Кудеярской радиокомпании. – У нас пятнадцать минут осталось! Коля! – повернулась она. – Готовь студию! Батюшка пришел!
Два раза в сутки – утром и вечером – область давала местному радио по часу собственного вещания. Но если в обычные дни оба этих часа были забиты стихотворными поздравлениями с днем рождения или двадцатилетием со дня свадьбы, то в Прощеное воскресенье, как, впрочем, и во все другие светские и православные праздники, у редакторши появлялся повод проявить свою творческую фантазию и хоть как-то напомнить коллегам, что она не просто руководитель, но и Творец! Художник! Ваятель слова!
– Давайте-давайте! – потащила она священника в студию. – Время пошло…
Они готовили и обсуждали эту передачу вместе целых два дня. И теперь наступали минуты триумфа.
Священник прошел, сел у второго микрофона и, терпеливо дослушав действительно грамотно составленную вступительную речь редакторши, начал:
– Дорогие устькудеярцы! Братья и сестры!
По его щеке покатилась слеза.
– Вот и наступил великий православный праздник – Прощеное воскресенье! Иисус Христос сказал…
Он шел строго по тексту, и только в последнюю оставшуюся у него минуту прямого эфира все изменилось.
– Николай Чудотворец услышал ваши молитвы, дорогие мои, и решил, что настало время явить вам свою чудотворную силу! Слушайте меня, люди! Слушайте все, кого обидели и обокрали в богомерзкой, богопротивной, богоотступной и богохульной секте с исполненным сатанинской гордыней названием «Дети Духа Святого».
Редакторша вытаращила глаза на священника. Она ничего не понимала!
– Как и в прежние достойные времена, – окрепшим, набравшим привычную силу голосом продолжил священник, – Николай Угодник явил свою силу и поручил мне, пастырю вашему, отнять у богопреступников хитроумно выкраденные у народа деньги и вернуть их назад: вдовам и сиротам, униженным и оскорбленным!
– Что вы несете?! – с ужасом схватилась за голову редакторша. – Отец Василий!! Что вы не-се-те?!!
– Я обращаюсь ко всем обманутым, – сделал ей успокаивающий жест священник. – Через пять минут приходите в храм, где я приму у вас эти сатанинские акции и верну отданные за них деньги!
Редакторша медленно сползала со стула.
– Славьте святого Николая Угодника! Славьте заступницу человеков перед богом Пресвятую Матерь божию Марию! Славьте Иисуса Христа!
Отец Василий глянул на часы. Он успел: секунда в секунду. Из аппаратуры пошли позывные областного радио.
– Мне нужна машина, – повернулся он к полумертвой от ужаса редакторше.
Когда отец Василий вместе с диаконом, согнувшись в три погибели, вынесли из нижнего храма тяжеленный сундук, народ возбужденно загудел. Но когда люди своими глазами увидели, как стоящий на высоком храмовом крыльце отец Василий принял первые три стодолларовые акции одной из фирм «Детей Духа» и выдал взамен три сотенные бумажки, началось что-то невероятное. Нет, люди не давили друг друга – это было пострашнее…
Первой зарыдала слабонервная бухгалтерша православного храма Тамара Николаевна. Отец Василий и не подозревал, что и она пала жертвой собственной жадности и слабой веры. А за ней заголосили и остальные. И слышалось в этом то ли плаче, то ли вое, то ли причитаниях что-то такое древнее, такое дремучее, такое жуткое! Священник даже оторопел: не язычеством ли потянуло. Но он управился с собой и выдал вторую, третью, четвертую порцию денег…
– А чего мне с этими акциями делать? – растерянно спросил диакон, рассматривая только что полученные из рук попа и ставшие ненужными цветастые «фантики».