Пасынки Колумба
Шрифт:
Рики поднапрягся и, создав длинный узкий клинок, метнул его вовнутрь головы эмпата. Тот закричал еще сильнее, а боль в голове Рики стала спадать. Он бил и бил острием по сознанию чужака, пока связь между ними не прервалась. И Рики обессиленно упал в свое кресло.
Сколько он лежал в кресле, Рики не помнил. Все было в какой-то дымке. Когда он пришел в себя, то понял, что его рубашка стала мокрой от выступившего пота. И ужасно хотелось пить. По всему салону гладера были неподвижно раскинуты тела его пассажиров. Живые, он видел, что они дышат. Но по-прежнему без сознания. Он
Выпив, наверное, литр необычайно вкусного напитка, Рики постарался взять себя в руки и осмыслить произошедшее.
Чужой эмпат. Четвертого уровня. Почему четвертого? Ясно почему. Только эмпаты четвертого уровня могут свалить любого человека. Третьеуровневые этого делать не умеют. Вот он и свалил всех, включая дядю. А тот даже его не почувствовал. В отличие от Рики. Ну и какой же нужно сделать вывод? У Рики эмпатия четвертого уровня. С этим разобрались. Конечно, новость отличная, но радоваться будем позднее, сейчас не до этого.
Что же произошло после того, как чужак вырубил всех в гладере? Он принялся за него и ничего у того не получилось. Он оказался чужаку не по зубам. И в этой схватке Рики победил. Значит, он не только имеет четвертый уровень, а скорее всего, он не самый худший из других эмпатов такого ранга. Этого чужака он оказался сильнее. Кстати, а что с ним?
Рики стал сканировать окрестности и только почти на самом краю своего восприятия уловил чужой разум. Не эмпата. Тот был испуган и торопился, кого-то неся с большой натугой. Эмпата? Возможно. Рики вдруг решил созорничать. Вдруг получится? И послал импульс, похожий на тот, каким он свалил эмпата. Получилось плохо, его противник остался цел, но зато врага охватила паника и он, судя по всему, избавившись от груза, бросился бежать прочь. Это хорошо. Если он бросил чужого эмпата, то... То что? Да пока ничего. Он сам же из гладера не выйдет. Во-первых, нет никакого смысла рисковать. Мало ли что? Эмпатия эмпатией, но так можно нарваться и под чужой бластер. А для этого есть охранники. Вон они валяются без сознания. А, во-вторых, он не знает пароля для открытия дверцы. Это в обычных гладерах паролей нет, а в армейских имеются специально для таких вот ситуаций. Хотя, возможно, водитель (или это обязанность начальника охраны) мог его и не включать.
А еще, что радовало, Рики вспомнил слова Владина о том, что двум эмпатам четвертого уровня не следует пересекаться друг с другом. Иначе один, более сильный, может выжечь более слабому целый уровень эмпатии. Поэтому, возможно, у чужого эмпата теперь будет всего-навсего третий уровень. Отлично! Ведь, кто знает, если снова им придется схлестнуться, не победит ли в этот раз чужак?
Ну, а теперь, последнее. Что делать дальше? Признаться в обладании даром? Нет, нельзя. Лучше молчать. Тогда как все объяснить дяде и сенатору, когда они очнутся? Вопрос, конечно, еще тот. А когда, кстати, они очнутся? Владин не говорил про время. Зато сказал,
Пассажиры гладера стали приходить в себя, когда уже стояла глубокая ночь. Они очумело смотрели, пытаясь вспомнить и понять, что же такое с ними произошло. Задавали вопросы, которые в своем большинстве оставались без ответа. А что сказать, если сам ничего не помнишь и не понимаешь? Да еще и голову так сильно ломит. Запасы напитков быстро таяли.
Когда сенатор и дядя Эвин немного оклемались, Айсберн тут же приказал водителю ехать в Лендон. И как можно скорее.
– Что, Эвин, прошляпил эмпата?
– зло спросил сенатор дядю.
– Четвертый уровень, что вы хотите, мистер Айсберн? Откуда они такого взяли?
– Да все оттуда, из Брамингейма.
– Выходит, настолько все серьезно?
– Да, но об этом не здесь. Ты лучше скажи, почему они, повалив всех, нас не сожгли? Ведь могли?
– Могли. Мне и самому это непонятно. И еще вот что, мистер Айсберн. Хоть и не стоит здесь говорить, но если они до сих пор находились у объекта, значит...
– Я понял.
– С другой стороны, если нас не сожгли, значит, мы опоздали. Совсем на немного.
– Да. И в поселке уже нет никого из них. Фора значительная. Сколько прошло времени? Шесть-семь часов. Пусть, час-два на сборы, значит, фора в пять часов. Достаточно, чтобы добраться к Лендону, обогнуть его и мчаться к Брамингейму.
– Они могли поехать в объезд.
– Это нам ничего не даст. Несколько дорог и где они именно сейчас? Даже если связаться с канцелярией правителя, пока те будут тянуться, мы сами давно будем в городе.
– Значит, мы проиграли?
– Если было, что проигрывать.
– То есть ничего не было? Перелопатили все, поэтому нас и отпустили?
– Да.
– Мистер Айсберн, я вот что подумал. А если они не нашли не потому, что не было, а потому, что нашел Ирвин?
Рики вздрогнул. Вот тебе и сильная головная боль. Хотя дядя эмпат и может облегчить боль. Впрочем, теперь это неважно - Рики проиграл, дядя догадался, что они с отцом нашли эти накопители.
– Вот как?
– сенатор задумался.
– И тогда где же они?
– У тех, кто убил Ирвина.
Ого! Дядя, хоть и догадался, но все же не до конца. И теперь у Рики появилась возможность выкрутиться.
Сенатор развернулся, выискивая Рики, который сжался за спинкой расположенного перед ним кресла.
– Мальчик. Как его?
– Рики.
– Ах, да, Рики. Скажи, при тебе вы копались в гладере?
– Да, мистер Айсберн.
– И ты все видел?
– Да.
– Не отвлекался, не оборачивался?
Сенатор сам подсказывал Рики его ответы.
– Почему? Я же все головой крутил по сторонам. Там же трава высокая.
– Зачем?
– А вдруг крайши? В долине два крайша жили.
– Ясно. И твой отец мог что-то поднять, кроме бластеров и батарей? Мог, а ты не заметил?