Пасынки
Шрифт:
— Будет сделано, ваше императорское величество, — мающийся от душной жары в кабинете Головкин поднялся и отвесил поклон — насколько позволяла его старческая поясница. — Дозволите ли мне отъехать в Петербург для скорейшего исполнения вашего распоряжения?
— Оставь церемонии, Гаврила Иваныч. Чай, не на большом приёме, — хмыкнул император. — Если б ты не приехал из-за дрезденских писем, я бы сего дня послал за тобой. Дело есть, отлагательства не терпящее. Вот, — император своим обычным широким жестом взял со стола одну из бумаг и протянул канцлеру. — Этим, что в списке, я повелел завтра в три часа пополудни собраться в Зимнем дворце [16] . Покуда им неведомо, зачем, велено словом государевым собраться
16
Зимний дворец Петра частично сохранился и в настоящее время входит в комплекс Эрмитажа.
17
В реальной истории Верховный Тайный совет был созван Екатериной Первой для того, чтобы помочь ей управлять страной. Главой его был Меншиков. В этом варианте истории Пётр на время лечения назначает главой совета Головкина — родственника и противника резких смен курса.
Сдержаннее надо было быть, укорил сам себя Головкин. Видать, углядел-таки государь острый огонёк в глазах родича. Ну, что ж, коли так, то быть Верховному Тайному совету. Синица в руке всяко лучше журавля в небе.
— Список-то прочти, Гаврила Иваныч, — со смешком добавил государь. — Может, скажешь чего насчёт персон сих.
Гаврила Иванович, ознакомившись со списком, испытал страстное желание кое-что сказать. Благо дам в кабинете не было. Меншиков, Толстой, Бутурлин Иван Иваныч, Репнин, Ягужинский — этих-то Пётр Алексеич от себя далеко отпускать не станет. Столпы, так сказать, отечества. Но Остерман! Этот пройдоха немецкий! Голова умная, кто ж спорит, но ум сей злокознен, и изрядно вреда от него предвидел много повидавший канцлер.
— Государь, Пётр Алексеевич, — как опытный дипломат, Головкин никогда не начинал свою просьбу собственно с просьбы. — Учреждение совета сего суть верный шаг. Ибо, ежели по попущению божьему изволите вы занедужить, доверить дела государевы следует людям верным, благонравным и сведущим. Таково все монархи европейские поступают, и вам пристало. Однако же не все, упомянутые в списке вашем, доверия достойны.
— Так я и знал, — государь рассмеялся уже совсем весело и добродушно. — Ну, говори, кто тебе не по нраву?
— Остермана-то зачем вписали, ваше императорское величество? — Головкин не выдержал дипломатического тона и сбился на стариковское брюзжание. — Нешто никого иного достойного не нашлось? Ведь у посла цесарского он на пенсионе сидит! В его дудку дудеть и станет, коли совет будет собираться.
— Ты, Гаврила Иваныч, покуда честного в своей коллегии найдёшь, твои правнуки поседеть успеют, — уязвил его император. — Сам-то сколько у Вестфалена брал? Я всё примечаю. Когда надо, молчу, а когда надо — и припомнить могу, как тебе сейчас. Остермана в совете велю утвердить. С его слов и дел будем знать, чего цесарцы хотят.
— Быть по-вашему, государь, — последний аргумент оказался решающим. В самом деле решающим, ибо мздоимство за особый грех не почиталось. И коронованные особы брали, не стесняясь, чего уж там.
— Теперь езжай. К завтрашнему дню всё приготовишь, если надо — и самолично бумаги напишешь.
Выпрямившись после поклона, Головкин помимо воли отметил, насколько худо выглядел царственный родственник. Лицо обрюзгло и посерело, плечи опустились, и с палкой не расстаётся, точно дед старый. И ещё — в кабинете в кои-то веки не было накурено, и ни в руке, ни на столе у Петра Алексеевича не наблюдалось трубки. Видно, пока Блюментрост в одиночку его клевал, государь только отмахивался. Но совместного напора лейб-медика и альвийской княгини-лекарки не выдержал, сдался на их милость. Отсюда и Верховный тайный совет, ибо лечение может быть кратким или долгим, но государя ради целебного покоя всяко от дел на время отлучат.
А это открывало перед старым канцлером недурственные перспективы. Глава Верховного Тайного совета — это не только громкое звание, но и большие возможности.
В Петербург Гаврила Иванович выехал немедля, едва подали его карету, поставленную по зимнему пути на санные полозья.
Получив от государя земли и подвластных людей, расселив на тех землях и пришедших с родины холопов-альвов, князья начали обживаться в России.
Элементарная осторожность и горький опыт двухлетней войны с немцами вынудили гордых Высших и не менее гордых Благородных отказаться от множества прежних привычек. Самым простым выходом оказалось повеление подданным альвийской крови перенимать обычаи местных людей. Как-то так само собой получилось, что князья и военачальники постепенно стали вести образ жизни обычных подмосковных помещиков.
Беседы со знающими людьми показали, что имения альвийским князьям достались небольшие, но не бедные. Что неудивительно: Москва, выметавшая с торговых рядов всё, что туда свозили из окрестных деревень, рядом. Плохо было другое: слишком мало времени удалось уделить имениям, да и осень была на подходе. Крестьяне собрали ровно столько, чтобы кое-как прокормиться зимой, засеять поля по весне и заплатить оброк господину. Альвы, тысячи лет жившие дарами лесов и садов, никогда не испытывали нужды в распахивании обширных полей и засевании их зерновыми. Люди же почти боготворили хлеб, выпекаемый из зерна, разводили некоторое количество молочной и мясной живности, и крайне мало занимались выращиванием садов. Так что волей-неволей альвийским князьям пришлось с наступлением зимы переходить на хлебно-мясной рацион, немного разбавленный молоком и овощами. Столь любимые ими яблоки здесь вырастали мелкими и невкусными, а для бережения немногочисленных садов от зимних морозов приходилось прикладывать огромные усилия.
Ничего. Как говаривали в родном мире, дайте гному время, и он сроет гору. Дайте альву время, и он вырастит великолепный сад. Морозы? Не беда. В Германии альвы видели кое-где крытые стеклом оранжереи. Если здесь устроить такие же, да озаботиться их подогревом, можно будет со временем выращивать яблоки привычных размеров, с небольшую тарелку. И не только яблоки.
Вот шубы и тулупы, к сожалению, стали для альвов раздражающей, но насущной необходимостью. Что для князей, что для воинов, что для холопов. Они не любили одежд, стесняющих движение, а тёплые зимние одеяния были тяжелы. Зато езда на санях даже очень понравилась, и путь до новой столицы, занявший десять дней, пришёлся им по душе. Хотя цель поездки была весьма и весьма серьёзной.
Альвийские князья, главы уцелевших Домов из числа подвластных Дому Таннарил, ехали с супругами и выжившим потомством на большой совет, как велел древний обычай. Один из немногих, от которых альвы отказаться не могли и не желали. Их сопровождал целый санный обоз, нагруженный дарами. Эти дары они поднесут молодому князю, если на большом совете он покажет себя достойным унаследовать власть отца. Поднесут уже после того, как признают его право распоряжаться судьбой остатков народа. Впрочем, если князь Аэгронэль… то есть, Михаэль окажется недостаточно твёрд духом, тогда решением большого совета может быть избран другой Высший из Высших. Или не избран. Ибо нет особого смысла в альвийском государе, если нет альвийского государства, и альвы принесли клятву верности государю-человеку.
Были же цари у подвластных русскому государю касимовских татар?
Да. Были. Теперь их нет. Пресёкся род, и в Москве решили, что нет больше смысла сохранять декоративное царство, даже в полной императорской титулатуре.
Видимо, семья Таннарил предупредила государя о предстоящем визите остроухих московских помещиков, поскольку большой обоз, растянувшийся едва ли не на версту и сопровождаемый конными воинами, встречал государев человек — офицер — с отрядом конных солдат. Обменявшись приветствиями с князем Маэдлином, офицер сообщил, что ему велено сопроводить знатных гостей в Петергоф.