Пасынок судьбы
Шрифт:
– Так и пойдёт: он будет отдыхать, хорошо проводить время, за него будут работать менеджеры низшего звена, таща на себе всю адскую рутину. Он же будет получать за это премии и бонусы.
Затем, со временем, сеньор Кампос лишится поддержки своего папочки. Не знаю, но мне кажется, что такие люди долго не живут. По крайней мере, на свободе…
В аудитории воцарилась гробовая тишина. Даже профессор перестал улыбаться. Я играл с огнём, и играл сильно. Кампос – не тот человек, с которым можно шутить.
Я имею в виду Кампоса-старшего, конечно. Мне же было всё равно, точка невозврата уже пройдена.
– Или конкуренты грохнут, типа передел сфер влияния, или зарвётся, своей мафии дорогу перейдёт. Кто его в их бандитских делах разберёт! На самый худой конец, департамент безопасности всё-таки нароет на него достаточно улик, и дона Виктора закроют лет на сто двадцать – сто тридцать… – Я картинно обернулся во все стороны вокруг, вешая на себя озадаченное лицо. – А что вы все с таким удивлённым видом? Как будто не знаете, кто такой Виктор Кампос!
Мой энтузиазм никто не поддержал. Гробовое молчание тянулось, но оцепенение начало проходить. Да, мы все знаем, кто такой Кампос, конечно же. Только говорить вслух боимся. Боялись. А теперь, когда эта информация озвучена, чего нам бояться? Теперь в ней ничего страшного нет! Да, Кампос – преступник. Да, бандитский авторитет. А мы все такие смелые, когда жопой в огонь за каштанами лезть не надо, и будем это открыто обсуждать! Это же Шимановский первый сказал, вот он пусть и боится!
Эта мысль в той или иной степени отчётливости и законченности проступала на лицах всех однокурсников. Меня скривило внутри от отвращения. Дерьмо! Всё вокруг – дерьмо!
– Но его сынок к тому моменту приобретёт достаточный «опыт», – решил я вернуться к истокам темы, – и начнёт двигаться по карьерной лестнице самостоятельно. Отсидел в этом отделе? Иди замом начальника другого! Посидел замом? Иди коммерческим директором! И так далее. Ведь делать не надо ничего и нигде! Всё за тебя сделают сотрудники, подчинённые! Те, которые парились в школе, зарабатывая баллы для поступления, вкладывали в учёбу душу и всё свободное время! Кто потел и не спал ночами перед сессиями в универе, кто своим трудом достиг долгожданной корочки красного цвета… По которой их пригласят на такую высокую и хорошую должность, как подчинённый Толстого!!!
Я специально сказал прозвище, но никто не обратил на это внимания. Слишком живую, актуальную тему я поднял. Ту, что касается всех, здесь сидящих. Я указал им, что они – быдло, только быдло высокооплачиваемое. В смысле, станут в будущем. Стоит ли говорить, что гнетущая тишина продолжилась, но взгляды, бросаемые на меня, приобрели ярко негативный характер?
– Так зачем же ему напрягаться? – Я снова обвёл взглядом присутствующих, внимательно вглядываясь в глаза каждому. Многие опускали головы. Большинство просто отворачивалось. Ведь все мы здесь, или почти все, потенциально те самые «менеджеры» – сотрудники, рабочие лошадки, которыми будут командовать бездельники кампосы. За редким исключением. И эта тема тоже никогда в этих стенах не поднимается. – А если произойдёт косяк, система даст сбой – всегда можно подставить вместо себя кого-то из подчинённых! Их вон ведь сколько: один уйдёт, другой придёт – какая разница?
Так через много-много лет сеньор Кампос будет иметь большой дом в престижном районе, приличный счёт в канадском банке,
Я замолчал, позволяя аудитории ощутить полный эффект от своих слов. Правда глаза колет, все мои сокурсники предпочитают не говорить на тему социальной несправедливости, а она существует даже здесь, в одном из самых престижнейших учебных заведений планеты. Каждому присутствующему уже сейчас, за много лет до окончания университета, отведено определённое место в жизни, и у платников, и тем более у титуляров. Каждый знает его и давно с этим смирился. От самих нас зависит не много: будем ли выше на две-три позиции или ниже.
Для всех это – норма жизни. А я вот, негодяй, взял да и вскрыл затянувшийся уже нарыв, выпустив гной! Меня сегодня возненавидит много людей, и не потому, что они на стороне Кампоса. Наоборот, они лучше, чем кто бы то ни было, понимают, что я прав, но не в силах изменить положение вещей. Сам того не желая, я обвинил присутствующих в трусости, в нежелании менять что-то в этой идиотской коррумпированной системе под названием «общество». Да-да, это будет их следующей мыслью – трусость. Они придут к неутешительному выводу, что пусть уж лучше всё останется по-прежнему, ведь так проще. Легче. Привычнее.
Трусость? Да, трусость! А что может быть ужаснее в этом мире, чем уличение в трусости?
Они ничего не сделают с кампосами и давно свыклись с этой мыслью. Но вот маленький выпендрежник Шимановский, мелкая противная зудящая сошка, – хороший объект для вымещения злости! Злости на самих себя! Я прочитал эту мысль на неприветливых лицах сокурсников и сокурсниц, смотрящих виновато, жалостно, но с зачатками неприязни в глазах, которой только предстоит вырасти в стойкую антипатию ко мне и мне подобным. И желание продолжать спектакль резко пропало.
– А вы говорите: «теорема Лагранжа», сеньор профессор! – подвёл я итог. – Да сдалась она ему, с его-то перспективами?!!
Через силу усмехнувшись, замолчал. Минута. Другая. Все смотрели кто на меня, кто в стороны, и молчали тоже. Наконец Хуан Карлос уронил крышку от своей информационной капсулы, и щелчок её падения вывел всех из состояния ступора. Профессор прокашлялся и сухим нейтральным голосом обратился ко мне:
– М-да, сеньор Шимановский, с фантазией у вас всё хорошо! Я учту это, когда буду спрашивать вас на экзамене. – Его глаза были серьёзными, но ненависти в них не было. Этот человек никого не боялся и смелых людей уважал. Но на экзамене мне действительно придётся туго. За всё хорошее. Он не бросает слов на ветер, тем более в таких ситуациях. – А вы, сеньор Кампос, экзамен вообще не сдадите, если будете неуважительно относиться к моему предмету… – перевёл он взгляд на Толстого. Теперь в его глазах засверкали яркие искры презрения. – И вообще никому не сдадите. Я смогу вам это организовать. Думаю, МОЕЙ фантазии на такое хватит. Итак, продолжим. Мы остановились на том, что…