Патриций
Шрифт:
Леди Кастерли нагнулась, а когда выпрямилась, в руках у нее была домашняя туфля.
– Не дразните его!
– воскликнула Барбара, схватив ее за руку. Но леди Кастерли высвободилась.
– Не мешай!
– сказала она и прихлопнула насекомое подошвой так, что оно мертвое упало на пол.
– Не залетал бы, куда не надо.
И, словно не они здесь только что суетились, все трое снова молча уставились в окно.
Наконец леди Кастерля обернулась к Барбаре.
– Ну, теперь ты понимаешь, что натворила?
– Энн!
– вполголоса сказал лорд Деннис.
– Да, да. Она твоя любимица, но это ей не поможет. Эта женщина... должна сказать к ее чести... я говорю, к ее чести... уехала, чтобы Юстас не мог найти ее, пока он не образумится.
У Барбары перехватило дыхание.
– Бедняжка!
– вырвалось у нее.
Лицо леди Кастерли стало почти жестоким.
– Вот именно, - сказала она.
– Но, как ни странно, я думаю о Юстасе. Маленькая, сухонькая, она вся дрожала с ног до головы.
– Будешь теперь знать, как играть с огнем.
– Энн!
– опять негромко окликнул сестру лорд Деннис и ласково взял Барбару под руку.
– Наш мир - это мир фактов, а не романтических прихотей, - продолжала леди Кастерли.
– Ты такое натворила, что вряд ли можно поправить. Я сама была у нее. Я глубоко тронута. Если бы не твое глупое поведение...
– Энн!
– снова повторил лорд Деннис.
Леди Кастерли умолкла; слышно было лишь, как она притопывает по полу своей маленькой ножкой. Глаза Барбары блеснули.
– Вы бы хотели еще кого-нибудь раздавить, бабушка?
– Бэбс!
– взмолился лорд Деннис.
Но Барбара, сама того не замечая, прижала его руку к сердцу и продолжала:
– Ваше счастье, что вы можете ругать меня сегодня. Случись это вчера...
При этих загадочных словах леди Кастерли отвернулась и пошла в другой конец комнаты, оставляя на блестящем паркете маленькие тусклые следы.
Барбара притянула к горячей щеке стариковские пальцы, которые перед тем судорожно сжимала в своих.
– Пусть она замолчит, дядя!
– прошептала она.
– Сейчас я не могу слушать!
– Да, да, родная, - забормотал лорд Деннис.
– Да, конечно... на сегодня довольно.
– Это все ты, - донесся через всю комнату голос леди Кастерли.
– Твои сентиментальные глупости навлекли на мальчика несчастье.
Рука лорда Денниса вновь сжала локоть Барбары, и она послушно промолчала; и в тишине послышались легкие приближающиеся шаги. Ни старик, ни Барбара не обернулись; шаги снова стали удаляться; потом опять приблизились.
– Бабушка, ради бога остановитесь!
– вдруг воскликнула Барбара, показывая на пол.
– Вы и так уже растоптали несчастного шершня, довольно с него, даже если и вправду он залетел, куда не надо!
Леди Кастерли посмотрела на то, что осталось от насекомого.
– Отвратительно!
– сказала она; но когда заговорила снова, в голосе ее слышалась уже не столько суровость, сколько досада: - А этот... как его там... ты от него отделалась?
Барбара вспыхнула до корней волос.
– Если вы будете оскорблять моих друзей, я сейчас же уеду домой и никогда больше не стану с вами разговаривать.
Казалось, леди Кастерли вот-вот ударит внучку: потом на ее губах появилась слабая язвительная усмешка.
– Похвальное чувство!
– оказала она.
– Все равно я ухожу!
– крикнула Барбара, выпуская руку дяди.
– Не понимаю, зачем вы меня звали!
– Затем, чтобы ты и твоя мать знали, как самоотвержение поступила эта женщина.
– холодно ответила леди Кастерли.
– Затем, чтобы вы были начеку: неизвестно, чего сейчас ждать от Юстаса; и я хотела дать тебе случай загладить свою вину. И, кроме того, предостеречь тебя...
– она не договорила.
– Да?
– Лучше я...
– вмешался лорд Деннис.
– Нет, дядя Дениис, пусть бабушка возьмется за свою туфлю!
Она прислонилась к стене, высокая и даже внушительная, гордо вскинув голову. Леди Кастерли молчала.
– Ну, вы приготовились?
– крикнула Барбара.
– К несчастью, он ускользнул!
– Лорд Милтоун, - раздалось в дверях.
Он вошел неслышно и быстро, опередив лакея, и прежде, чем его заметили, оказался почти вплотную к группе у окна. Лицо у него было серое - такими бывают смуглые лица, когда в минуту волнения от них вдруг отхлынет вся кровь, а глаза, по которым всегда легче всего было прочесть его чувства, горели таким гневом, что все трое невольно потупились.
– Я должен поговорить с вами наедине, - обратился он к леди Кастерли.
И, быть может, впервые в жизни эта неукротимая маленькая женщина дрогнула. Лорд Деннис увлек за собою Барбару, но в дверях прошептал:
– Останься, Бэбс, и молчи. Мне все это очень не нравится.
И никем не замеченная Барбара осталась.
Из дальнего конца длинной белой комнаты до нее с неправдоподобной ясностью доносились два негромких голоса; волнение придавало каждому слову сверхъестественную силу и отчетливость; и ее тревожному взгляду чудилась в каждом движении обоих непостижимая точность, словно у марионеток, которых она видела однажды в парижском кукольном театре. Ей слышны были беспощадно злые и горькие слова упрека, обращенные Милтоуном к бабке. Незаметно она подходила все ближе и, увидев, что ее не замечают, точно она не живой человек, а статуя, снова заняла свое место у окна. Говорила леди Кастерли.
– Я не желала видеть тебя поверженным, Юстас. То, что я сделала, мне далось нелегко. Но я сделала для тебя все, что могла.
Ужасная улыбка исказила лицо Милтоува - такой ненавидящей улыбкой жертва бросает вызов палачу.
– Я вижу, ты вне себя, - продолжала леди Кастерли.
– Можешь меня возненавидеть... но не предавай нас, не падай духом оттого, что не можешь достать луну с неба. Облачись в доспехи и иди в бой. Не будь трусом, мальчик!
Ответ Милтоуна был, как удар хлыста.