Patrida
Шрифт:
Артур расстегнул кнопки на куртке. Отпил кофе из чашки. После двух суток, прошедших с момента прибытия в Афины, он был рад этой паузе, точке покоя.
… В первый день, когда выяснилось, что продлить визу не так просто, что нужно дожидаться главного начальника и что Лючии ещё предстоит развод, они, возвращаясь на «тойоте» из Пирея в Афины, подъехали к Акрополю.
Сейчас, будучи наедине с собой, Артур мог отдать себе отчёт в том, что штурмуемый полчищами туристов Парфенон произвёл на него меньшее впечатление, чем отдельно стоящая небольшая скала на полпути к вершине Акрополя. На прикреплённой к ней
Оказалось, здесь, на этом месте был отравлен Сократ, а несколькими столетиями позже здесь же, с этой самой скалы обращался с проповедью к афинянам апостол Павел, вскоре обезглавленный в Риме.
Для чего Бог попустил, чтобы именно Земной шар был отдан во власть дьявола, «князя мира сего», Артур Крамер, конечно, не знал. Это — тайна, недоступная уму человеческому. Лучшие к позору человечества гибнут от рук себе подобных. Так отравили умницу Сократа, так вслед за Христом убили Его учеников, призывавших людей любить друг друга, как самих себя; распяли вниз головой апостола Петра. А теперь ударом топора по затылку прервали жизнь духовного отца, друга, лучшего человека, какого Артур встретил на своём пути.
Позавчера после Пирея, после посещения Акрополя, после того, как вечером Манолис в честь Артура устроил целый приём, было решено, что Лючия на следующий день должна срочно встретиться с юристом и с какой-то Дафной — своей знакомой, женой члена греческого парламента. Артура же, чтоб не скучал, отправят в однодневную поездку чуть не через всю Грецию — посмотреть Дельфы.
Наутро Манолис подвёз его к отелю «Британия», возле которого уже ждал комфортабельный экскурсионный автобус марки «мерседес» с американскими и французскими туристами.
Природа Греции и здесь, на материке, была такой же мягкой, как и на острове. Отлогие склоны холмов, покрытые рощами оливковых и фисташковых деревьев, виноградниками; стада овец и коз, белеющие на красноватых, видимо, богатых глинозёмом равнинах, синева моря, то и дело открывающаяся справа… Однажды Артур заметил вдали заснеженный конус горы на острове Эвиа — тот самый, что увидел с другой стороны, когда плыл с Лючией под парусами.
К середине дня пошёл дождь. А когда автобус, проехав у подножья суровой горы Геликон и Олимпа, стал взбираться по крутизне шоссе к перевалу на Парнасе, повалил густой снег. Все вокруг стало молочно–белым — небо, скалы, дорога, сам воздух.
Сейчас, сидя в пронизанном солнечными лучами кафе, хорошо было вспоминать об этой вчерашней метели, о том, как вместе с обвешанными фото— и кинокамерами туристами поднимался от остановившегося на шоссе автобуса сначала по одной лестнице, затем, пройдя скользкой, обледенелой дорожкой, — по другой, пока не вышел к остаткам колоннады, к развалинам Дельфийского храма, под которым в подземелье когда-то сидели пифии, вещали для истолкования жрецам свои предсказания.
Ещё с Геликона Артур ощущал левой ладонью, всем телом мощную пульсацию энергии, бьющую в этих краях. В Дельфах она усилилась. Артуру осталось только сожалеть, что рядом под густо падающими хлопьями толпятся замёрзшие туристы с экскурсоводами, что он лишён возможности вытянуть ладонь, попробовать отыскать источник…
Потом всех повели в находящийся поблизости музей. И вот тут, в одном из его залов, Артур испытал подлинное потрясение.
Приставленная явно к чужому торсу, на него чуть искоса смотрела мраморная головка несказанной красоты. Эту красоту не с чем было сравнить, не было аналогов ни в живописи за все века её существования, ни в жизни… И хотя на табличке у подножья было почему-то написано, что это Дионис, Артур видел: перед ним лицо молодой женщины, исполненное такой духовной чистоты, что он надолго замер.
Ни царство животных с его бабочками и птицами, ни царство растений с его цветами, ни геология с её драгоценными камнями и металлами, ни даже все разнообразие человеческих рас — ничто ни в отдельности, ни вместе не содержало даже намёка на то, что на земле может возникнуть такая красота. Глядя на эту голову, чей нос с одной стороны был безжалостно отбит, невозможно было не поверить в существование Бога.
Теперь, когда чудом встретились он, Артур Крамер, и эти глаза, не пустые, как у многих древнегреческих статуй, а с внимательными, спокойными зрачками, он как бы получил сигнал со своей настоящей духовной родины. Весть о том, что она реально существует.
Сейчас, допивая кофе, он с улыбкой вспомнил, как несколько испугался, когда обнаружил, что американцы и французы куда-то делись, ушли из залов музея. И у выхода их уже не было. Сквозь усилившуюся метель пробился он к первой лестнице, сбежал по обледенелым ступеням. Пошёл по дорожке направо, чтобы найти вторую. «Вот будет история, если автобус уйдёт без меня», — подумал Артур. Он шагал и шагал, а второй лестницы все не было. Сквозь белую мглу далеко внизу под крутизной заросшего кустарником склона виднелось заметённое снегом шоссе. Пытаясь придерживаться за ветви кустов, он решился спуститься к нему напрямую. В ладонь вонзился острый шип. Артур инстинктивно разжал руку и сломя голову покатился по крутосклону. Вот тогда-то и вырвалась кнопка.
Экскурсионный «мерседес», набитый туристами, ждал за изгибом шоссе.
«А ведь во время падения вовсе не было страшно. Только любопытство: что будет сразу после того, как умру? И ощущение чьего-то присутствия…»
Артур расплатился, вышел на площадь. Не хотелось возвращаться в отель прежней дорогой. Весенний февральский день разгорался в Афинах. Наверное, такой же, как и во времена Сократа. Вовсю ворковали горлицы. Кружным путём шагал Артур Крамер мимо бесконечных верениц припаркованных к тротуарам японских и американских автомобилей, мимо монументальных зданий банков, мимо мраморных подъездов, по бокам которых сверкали медные таблички с выгравированными фамилиями адвокатов, нотариусов. Кое–где под стенами домов сидели нищие. А на стенах, то полустёртые, то начертанные свежей краской, все вели между собой войну три знака.
«Если бы Сократ и апостол Павел шли сейчас вместе со мной, что бы они сказали обо всём этом? Что сказало бы божественное создание, чью голову я видел вчера?» В ушах Артура вновь звучал голос Лючии: «Всемирная катастрофа, что вы испортили, что вам не удался великий эксперимент. Ты ещё не знаешь, как это отвратительно — капитализм. Здесь у нас на Западе нет надежды. Совсем нет. А может быть, там, в России, осталась такая надежда? Чтобы не для денег, а просто из любви люди помогали друг другу?»