Патриот

Пратчетт Терри Дэвид Джон

— А что про них говорят? — Моркоу снял с ящичка крышку.

Ангва посмотрела на макушку Моркоу, над которой, как всегда, сиял нимб невинности. Не может же он… Или… Да наверняка…

— Они сами, как бы это сказать… довольно маленькие, — сказала она.

— О, это как раз чистая правда, — ответил Моркоу, вынимая из ящика несколько клатчских монет. — Взять, к примеру, гномов. Лучше всего чувствуют себя в обнимку с каким-нибудь здоровенным тесаком. Или Шнобби — он прямо-таки тащится от оружия, а сам ростом практически с гнома.

— Э-э…

Формально говоря, Ангва была уверена,

что знает Моркоу лучше, чем кто-либо другой. И была почти уверена, что он испытывает к ней теплые чувства. Сам он редко выражал свое отношение словами, видимо считая, что ей и так все известно. Разумеется, она знавала и других мужчин — хотя присущая ей особенность часть времени проводить в волчьем обличье могла оттолкнуть любого НОРМАЛЬНОГО мужчину, что неизменно и происходило, вплоть до ее знакомства с Моркоу. И она знала, что кое-какие слова мужчины произносят в пылу, так скажем, страсти, а потом благополучно забывают. Но когда Моркоу что-то говорил, то это означало, что, по ЕГО мнению, вплоть до следующего обсуждения все вопросы утрясены, так что, вздумай она опять поднять ту же тему, он был бы искренне удивлен ее забывчивостью, ведь он мог привести точную дату и время, когда говорил нечто подобное.

И все же ее не покидало чувство, что это только вершина айсберга, а большая, главная, часть его личности скрыта очень, очень глубоко и смотрит оттуда на внешний мир. Невозможно быть таким простым, таким изобретательно, изощренно тупым, не будучи при этом очень умным. Это как с актерами. Лишь самые талантливые из них способны убедительно прикидываться бездарями.

— Одиноко ему на этом счете, нашему Шнобби, — покачал головой Моркоу.

— Ну да…

— Но я верю: он обязательно найдет себе подходящую пару, — жизнеутверждающе заключил Моркоу.

Скорее всего, на дне бутылки, подумала Ангва. Ей припомнился разговор с Шнобби. Ужасно нехорошо так думать, но при одной мысли о том, что Шнобби может внести свою лепту в мировой генный водоем, делается неспокойно. Даже если он только помочит там ножки.

— А знаешь, эти монеты какие-то странные, — нарушил течение ее мыслей Моркоу.

— В каком смысле? — Ангва с радостью оторвалась от своих размышлений.

— Зачем бы ему принимать оплату в клатчских волах? Здесь ему их все равно не потратить, а менять у наших менял невыгодно. — Моркоу подбросил в воздух и поймал монету. — Перед самым нашим уходом Ваймс сказал мне: «Выяви мне все пароли и найди верблюда под подушкой». Кажется, я понимаю, что он имел в виду.

— Песок на полу, — задумалась Ангва. — Разве это не ОЧЕВИДНАЯ улика? Клатчца сразу узнаешь по песку на сандалиях!

— Но гвоздика… — Моркоу провел башмаком по полу. — Кажется, даже среди клатчцев данная привычка не то чтобы у каждого второго встречается. Эта улика не такая очевидная, верно?

— Запах гвоздики сравнительно недавний, — произнесла Ангва. — Я бы сказала, его носитель приходил вчера вечером.

— Уже после гибели Осей?

— Да.

— Но зачем?

— Откуда мне знать? Кстати, что это за имя Ахмед 71-й час?

Моркоу пожал плечами.

— Не знаю. Я ДУМАЮ, что господин Ваймс думает, что кто-то в Анк-Морпорке хочет, чтобы мы думали, будто бы клатчцы заплатили за убийство принца. Идея довольно… мерзкая, но логичная. Однако я ума не приложу, к чему в это дело впутываться НАСТОЯЩЕМУ клатчцу…

Их взгляды встретились.

— Политика? — произнесли они в унисон.

— За достаточную плату многие люди пойдут на что угодно, — сказала Ангва.

Внезапно кто-то бешено заколотил в дверь.

— Ты что, уже привел сюда кого-то? — послышался голос госпожи Траты.

— В окно, быстро! — подхватился Моркоу.

— А почему бы мне не остаться и не перегрызть ей глотку? — предложила Ангва. — Ну ладно, ладно, это была ШУТКА!

И перепрыгнула через подоконник.

В Анк-Морпорке больше не было пожарной команды. Жители города обладали неприятной способностью смотреть прямо в суть вещей, так что им не потребовалось много времени, чтобы понять: оплата труда пожарников, так сказать, «попожарно» страдает очевидными недостатками. Так называемый Жаркий Вторник чуть всех не разорил.

С тех пор граждане Анк-Морпорка полагались на старый добрый принцип просвещенного своекорыстия. Жители домов, ближайших к горящему, всеми силами старались затушить пожар, поскольку пламя с легкостью перекидывалось с одной крыши на другую.

Но сейчас, когда горело посольство, пустоглазая, отстраненная толпа взирала на эту сцену, словно та разворачивалась на другой планете.

Люди автоматически расступались, пропуская Ваймса. Оказавшись на пустом пятачке перед воротами, он осмотрелся. Языки пламени уже вырывались из всех окон первого этажа. В мерцающих вспышках мелькали силуэты мечущихся людей.

Ваймс повернулся к толпе.

— Эй! Да что с вами?! Быстро организуйте цепочку и давайте сюда воду!

— Это ИХ чертово посольство, — раздался голос из толпы.

— Во-во. Это же клатчская территория, верно?

— На клатчскую территорию нельзя ступать.

— Ведь это будет ВТОРЖЕНИЕ, вот что это будет.

— И они нам не разрешают, — произнес малыш с полным ведерком воды в руке.

Ваймс повернулся к воротам посольства, которые охраняли двое стражников. Взгляды солдат панически метались от объятого пламенем посольства к толпе и обратно. Клатчцы нервничали — хуже того, они нервничали с мечами в руках.

Напряженно улыбаясь, держа в вытянутой руке значок, Ваймс медленно двинулся к воротам. На значке был выбит герб. Маленький такой, почти не видный.

— Командор Ваймс, Городская Стража Анк-Морпорка, — представился он, как ему показалось, бодрым и дружелюбным, выражающим всяческую готовность к сотрудничеству тоном.

Стражник-клатчец жестом показал ему, чтобы он убирался.

— Прочь отсюда!

— Э-э… — только и смог сказать Ваймс.

Он посмотрел на приоткрытые ворота, потом опять на стражника. Там, в горящем здании, кто-то закричал.