Патриоты
Шрифт:
Хруст ветки заставил его очнуться от грез. Джейкоб машинально схватился за мушкет и выглянул из-за дерева. Англичанин тоже встрепенулся. Не разгибая спины, тянулся он за своим ружьем. Глаза мужчин встретились. Спустя мгновение часовые принялись крутить во все стороны головами. Ничего. Белизна, холод, тишина.
Рука Джейкоба выпустила мушкет и снова нырнула под одеяло. От резкого движения она начала ныть, боль отдалась в спине и ногах — болели все мышцы, все суставы. Эта боль терзала его давно. Она была следствием не только простуды и переохлаждения,
Сразу же по прибытии в Вэлли-Фордж американцы взялись за постройку зимних домиков. Пока их возводили, все, включая генерала Вашингтона, жили в палатках. Правда, некий человек по имени Исаак Поц предложил главнокомандующему свой дом. Однако Вашингтон согласился перебраться туда только после того, как все его подчиненные будут обеспечены крышей над головой.
Дома для офицеров строились по особому проекту: в них имелось по две двери и два камина, они были просторнее солдатских жилищ. Рядовых разделили на небольшие группы по шесть человек — этим людям предстояло совместно вести хозяйство. В каждом солдатском домике (одна дверь и одна печь) поселят по две такие группы. Домики строили из обтесанных бревен. Щели между ними для сохранения тепла замазывали глиной. До самой весны окна прорезать не станут. Полы и койки тоже сделают позднее.
При воспоминании о последнем дне на стройке Джейкоб невольно хихикнул. Они с Бо замазывали щели. Мальчику очень нравилось возиться с глиной, зато Джейкобу это занятие казалось крайне утомительным; и вот, работая, он вспомнил, что его предок Эндрю Морган построил свой первый дом в Массачусетсе из веток, соломы и глины. Интересно, что сказал бы Эндрю на то, что сто пятьдесят лет спустя Морганы все еще заделывают глиной щели?
Затем Джейкоб вновь мысленно вернулся на Бикэн-стрит. Он представил, что лежит рядом с женой под чистыми простынями. Тепло. Удобно. Он обнимает Мерси…
И опять треснула ветка, на сей раз громче и ближе. Джейкоб схватил мушкет и встал на одно колено. Он водил стволом во все стороны, причем глаза его двигались еще быстрее. Футах в пятидесяти от него заколыхался куст.
— Стоять! — Мушкет Джейкоба замер.
— О, Господи! Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте!
Сначала Джейкоб увидел руки, потом худенькое тело. Парнишке было не больше восемнадцати. Лицо пестрое от грязи, волосы тоже грязные, спутанные, сюртучок в дырах, штаны латаны-перелатаны, ноги босы.
— Подойди сюда, — велел ему Джейкоб. — Ближе. Как тебя зовут?
В глазах юноши плескался испуг. Он метнул быстрый взгляд в сторону лагеря, потом на Джейкоба. И снова глянул на деревья, росшие за лагерем.
— И не вздумай убегать, — предупредил Джейкоб. — Пристрелю.
Глаза парнишки округлились от ужаса, теперь он, не отрываясь, смотрел на молодого человека.
— Вы ведь не станете меня убивать? Я — американец. Вы ведь не застрелите американца?
— Только в крайнем случае, — ответил Джейкоб. — Что ты здесь делаешь?
— Пришел за водой! Сержант послал меня за водой!
— И где же твое ведро?
Паренек беспомощно
— Я… я, наверное, его потерял.
— Как зовут твоего сержанта?
Парнишка облизнул губы; ужас в его глазах стал просто безграничным.
— Я спросил имя твоего сержанта!
Юноша не отвечал.
Мушкет был наведен прямо на его грудь. Парнишка был тощим, как огородное пугало.
— Ты дезертир, верно?
Бедный малый дрожал мелкой дрожью от холода и страха.
На лбу Джейкоба выступила испарина. Кажется, у него начинается жар. Горло саднило; оттого, что ему пришлось напрягать связки, оно болело еще больше. Он устал. Его мучила ломота. Только этого ему еще не хватало, особенно сейчас. Голова горела, ноги подкашивались.
— Послушай, — обратился он снова к парнишке. — Если у тебя неприятности с сержантом или что-то в этом роде, я помогу, и все за тебя улажу. Убегать — не лучшее решение.
— Дело не в том.
— Тогда выкладывай! Для начала можешь назвать свое имя.
Парнишка заморгал.
— Можно опустить руки?
— Если скажешь, как тебя зовут.
С минуту парнишка раздумывал, не слишком ли много от него требуют за такой пустяк.
— Силас Брукс. Меня зовут Силас Брукс. Могу я…
— Опускай. А теперь скажи, Силас, почему ты решил дезертировать?
Паренек обхватил себя костлявыми руками. Потом потерянно моргнул раз, другой, третий. Из его глаз брызнули слезы. Он смахнул их ладонью, заодно вытер нос.
— Я хочу домой, — ноющим голосом протянул он. — Мне надоела война. Я хочу увидеть мать. Просто хочу домой. — Силас разрыдался.
Джейкоб опустил мушкет.
— Я тоже хочу домой, — ответил он. — Но это делается не так. Что, по-твоему, скажет тебе мама, узнав о твоем побеге? Думаешь, она будет гордиться сыном-дезертиром?
Силас Брукс хлюпал носом и вытирал лицо рукавом.
— Пошли со мной в лагерь, — спокойным голосом произнес Джейкоб. — Сейчас нам всем приходится несладко, но мы выдержим. Мы ведь с тобой американцы. Мы двужильные. А когда у тебя истечет срок службы, вернешься домой героем. И мама будет тобой гордиться. Ты ведь хочешь, чтобы она гордилась тобой, Силас?
Глаза паренька широко раскрылись; они больше не шныряли по сторонам. Силас размышлял над тем, что сказал ему Джейкоб.
Джейкоб протянул руку.
— Пошли. Пошли со мной.
Силас Брукс вынырнул наконец из своего куста. Снег скрипел под его босыми ногами, за ним тянулись кровавые следы. Тем временем Джейкоб решил взглянуть на английского часового. Тот стоял на ногах, нацелив мушкет на американцев.
Желая показать англичанину, что он берет парнишку под свое крыло, Джейкоб отошел от дерева, шагнул к Силасу и протянул ему руку. Внезапно он подумал о Бо. Уже больше года он заменял мальчику отца, и они оба только выигрывали от этого. До настоящей минуты Джейкоб и не подозревал, что в нем так силен отцовский инстинкт. Но как оказалось, именно этот инстинкт заставлял его заботиться о Бо, а теперь вот возиться с Силасом.